Данилевский: Россия и Европа – противостояние. Война за Болгарию или горе победителям?

В книге «Россия и Европа», опубликованной в 1871 году, а позднее в серии политических статей петербургской консервативной газеты «Русский мир» (1877–1879), философ, экономист, исследователь, естествоиспытатель, филолог, а по убеждениям славянофил Николай Яковлевич Данилевский, высказал ряд оригинальных суждений относительно подлинных причин противостояния России и Европы, и неутешительных итогов русско-турецкой войны 1877–1878 годов, которые и послужили толчком к формированию этих публикаций.

В декабре 2022 года приверженцы русской философии и словесности отметят 200-летний юбилей со дня рождения Данилевского, предоставивший нам достойный повод убедиться на новом историческом витке в дальновидности и прозорливости его размышлений, приоткрывших современникам завесу над истинными мотивами поведения европейских стран – основных игроков на политической арене, провоцирующих решение политических вопросов военными действиями как в конце XIX века, так и в настоящее время.

К сущности противостояния

Н.Я. Данилевский предлагает исчерпывающий ответ на вопрос о сущности противостояния России и Европы, который, во избежание потери смысловой точности, привожу полностью:

«Взгляните на карту, – говорил мне один иностранец, – разве мы можем не чувствовать, что Россия давит на нас своею массою, как нависшая туча, как какой-то грозный кошмар? Россия, – не устают кричать на все лады, – колоссальное завоевательное государство, беспрестанно расширяющее свои пределы, и, следовательно, угрожает спокойствию и независимости Европы. Это – одно обвинение. Другое состоит в том, что Россия будто бы представляет собою какую-то мрачную силу, враждебную прогрессу и свободе. Много ли во всем этом справедливого? Ни один народ и ни одно государство не оказали стольких услуг другим народам и государствам, как русский народ и Русское государство – услуг не только бескорыстных, но часто даже противных прямым выгодам России.

Смешны наши ухаживания за иностранцами с целью показать им Русь лицом, а через их посредство просветить и заставить прозреть заблуждающееся и ослепленное общественное мнение Европы. Нечего снимать бельмо тому, кто имеет очи и не видит; нечего лечить от глухоты того, кто имеет уши и не слышит. Европа <…> видит в России и в славянах вообще нечто ей чуждое, a вместе с тем такое, что не может служить для нее простым материалом, из которого она могла бы извлекать свои выгоды, как извлекает из Китая, Индии, Африки, большей части Америки (сегодня, ситуация отчасти меняется, прим. автора) и т. д., – материалом, который можно бы формовать и обделывать по образу и подобию своему.

Как не рыхл и не мягок оказался верхний, наружный, выветрившийся и обратившийся в глину слой, всё же Европа, инстинктивно чувствует, что под этою поверхностью лежит крепкое, твёрдое ядро, которое не растолочь, не размолоть, не растворить, – которое имеет и силу, и притязание жить своею независимою, самобытною жизнью. И так, во что бы то ни стало, – ни крестом, ни пестом; не мытьем, так катаньем, – надо не дать этому ядру еще более окрепнуть и разрастись, пустить корни и ветви в глубь и в ширь.

Вешатели и поджигатели становятся героями, коль скоро их гнусные поступки обращены против России. Защитники национальностей умолкают, коль скоро дело идет о защите русской народности. Всё самобытно русское и славянское кажется Европе достойным презрения, и искоренение его составляет священнейшую обязанность и истинную задачу цивилизации. Неужели громкое слово «Европа» – пустой звук без определенного смысла? О, конечно нет! Смысл его очень полновесен, – только он не географический, a культурно-исторический, и в вопросе о принадлежности или непринадлежности к Европе география не имеет ни малейшего значения. Европа – есть поприще германо-романской цивилизации, ни более, ни менее; Европа есть сама германо-романская цивилизация.

Принадлежит ли в этом смысле Россия к Европе? К сожалению, или к удовольствию, к счастию или к несчастию – нет, не принадлежит. Она не питалась ни одним из тех корней, которыми всасывала Европа как благотворные, так и вредоносные соки непосредственно из почвы ею же разрушенного древнего мира, – не питалась и теми корнями, которые черпали пищу из глубины германского духа. Россия <…> не боролась с гнетом ложной формы христианства (продуктом лжи, гордости и невежества, величающим себя католичество) и не имела нужды в той форме религиозной свободы, которая называется протестантством. Одним словом, она не причастна ни европейскому добру, ни европейскому злу; как же может она принадлежать к Европе? Только выскочки, не знающие ни скромности, ни благородной гордости, втираются в круг, который считается ими за высший; понимающие своё достоинство люди остаются в своём кругу, не считая его (ни в каком случае) для себя унизительным, а стараются его облагородить так, чтобы некому и нечему было завидовать. Потому что, где только идёт дело об отношениях Европы к России – там нет и речи о справедливости, равноправности, беспристрастии. Она с достаточной ясностью выразилась во всех обстоятельствах, приведших к Крымской войне, и после неё; но никогда ещё она не обнаруживалась с такою поразительною яркостью, как именно теперь накануне русско-турецкой войны».

Кто кого? Противоборствующие стороны конфликта

«Европа не могла, не умела, не хотела – писал Данилевский, – обуздать свирепого злодейства турок, – не обезумевшей народной массы, а турецкого правительства, ибо, не говоря уже о теперешних кознях и избиениях, и прошлогодняя (1876 года, прим. автора) болгарская резня не была взрывом народной злобы, а исполнением правительственного заговора. <…> у Европы не вырвался вопль негодования, который, заглушил мнимый и лживый политический расчет <…> частью прямо и непосредственно, частью косвенно своим попустительством, – Европа сама разнуздала Турцию и до сих пор продолжает ей потворствовать. Прямое, непосредственное подстрекательство Англии слишком явно, чтобы нужно было на нем останавливаться».

Кто в Европе официальной и неофициальной, прямо или косвенно выступил на стороне Турции в конфликте 1877–1878 годов, а кто на стороне христианских стран и России? Главным идеологом конфликта на стороне турок, стала Англия, «которая всегда была так искусна в загребании жара чужими руками и в присвоении себе выигрышей там, где все проигрывали». Француз Г. Гленар в историко-дипломатическом этюде «Русско-турецкая война», опубликованном в 1878 году в Париже, точно и цинично определит причину заинтересованности Англии в начале русско-турецкой войны:

«Если бы Европа, располагающая многими миллионами войска, хотела этого, она скоро бы очистила свою землю от оттоманского господства; но она остаётся в бездействии. Вот почему Россия берёт в свои руки дело спасения человечества и цивилизации и принимает на себя, на себя одну – весь труд исполнения желаний Европы. <…> если Англия желает удержать Индию, Англия должна поддержать целость и независимость Оттоманской империи. Двуглавый орел России медленно, но постоянно приближался к Югу, со взором, устремленным на Константинополь с одной стороны и на Индию с другой».

Турцию также поддержала не только Австрия, с преобладающем в ней, влиянием политически воинствующих мадьяр, но вся остальная Европа: банкирствующая, биржевая, спекулирующая, паразитирующая – все те, кого принято называть общем именем – буржуазии; «католическая с святым отцом во главе, в неприкрытой русофобии нашедшая поддержку и у отъявленных врагов как католичества, так и буржуазии – демократических и социалистических европейских партий».

Значительный численный перевес военных сил, бывший на стороне России к началу военных действий, при недостаточной готовности Турции к войне, отчасти был компенсирован временем, которым располагала Порта для подготовки и консолидации всех своих сил. Россия, изначально желавшая действовать за одно с Европой, была вынуждена в одиночку начать войну, при этом оказалась поставленной, вместе с её естественными союзниками Черногорией и Сербией, в самое неловкое положение, так как не имела возможности развернуть и перебрасывать свои вооруженные силы через территории европейских государств, была лишена свободы маневра.

В тоже время Турция, позиционировавшая себя в качестве одного из европейских государств, но финансово почти обанкротившаяся, разоренная собственными внутренними проблемами, нашла средства для закупки английского и американского вооружения и содержания многочисленных армии и флота на щедрые европейские субсидии. И грянула война.

На войне, как на войне – «à la guerre comme à la guerre»

«Вообще, русский народ, – констатировал Данилевский, – чрезвычайно мягкосердечный, открытый чувству благодарности, внимательный ко всякому привету и ласке, которыми не избалован. Но нет, в отношении к нам действует какой-то совершенно особый кодекс международного права. «Жестокости России», <…> придуманные турецким министерством иностранных дел, и засвидетельствованные несколькими негодяями – иностранными корреспондентами, имеют свойство возмущать Европу, возбуждают журнальные вопли и, что хуже всего, оскорбительные оправдательные приговоры, сваливающие вину на болгар – «этот варварский и мстительный народ», по словам английского генерала Велеслея. Прелестная фраза особенно в устах англичанина, соотечественники которого с невероятной жестокостью усмиряли индийское восстание 1857 года!».

Война разворачивается постепенно и со стороны России умеренно, чтобы дать Турции время и возможность образумиться и, исходя из внутренней потребности России, сберечь человеческие и финансовые ресурсы в военных действиях. Каковы бы ни были стратегические и военные просчеты командования русской армии, есть и объективные причины военных неудач на первом этапе, например, трехкратную попытку овладеть Плевной надо приписать сильным фортификационным укреплениям, бесперебойному обеспечению турецкого тыла и флота со стороны Сербии, которая, по требованию Австрии, номинально считающейся союзницей Росси, ни сама не должна была воевать, ни пропускать русские войска через свою территорию.

Со стороны Турции, напротив, война велась со всей мыслимой и немыслимой жестокостью, глубоко оскорбительной не только для русского сознания, но и вообще для всякого чувства человечности. «И ни одного акта, не говорю мщения, но даже и, всеми признаваемых законными, репрессий, ни со стороны военного начальства, ни со стороны простых солдат; ничего в роде расстрелов французских вольных стрелков, которые ведь только защищали свое отечество вполне законными партизанскими действиями».

Когда, наконец, рядом неслыханных, изумительных подвигов русских воинов, силы Турции были разметаны в прах, наша армия вынуждена была остановиться в нескольких шагах от цели своего триумфального шествия – Константинополя, от исполнения заветных стремлений русского на­рода и от освобождения братьев-славян. «В угоду чьих интересов, и даже не интересов, а чьих завистливых, ревнивых желаний, остановилась русская армия? Представим себе на месте её какое угодно победоносное войско: германское, английское, французское, – поступило ли бы оно так? Не сочли ли бы необхо­димым удовлетворить столь естественному, столь законному таран­ному чувству? Но Россия и тут, как и всегда, судила по себе: она не желала помнить многократных опытов прошлого, хотела видеть в своих скрытых недругах честных и благородных противников, и еще раз должна была испытать коварство и вероломство».

Сан-Стефанский мир

В русско-турецкой войне Россия завоевала почти всю европейскую часть Османской империи и только Константинополь не был взят из-за прямого вмешательства западных держав: Англия и Франция, опасаясь значительного возрастания российского могущества, ущерба своим политическим и колониальным интересам, направили мощные средиземноморские флоты к проливам, чтобы открыто продемонстрировать военное присутствие. Россия, поддерживая славянские народы, и избегая войны с коалицией государств, должна была выторговать хотя бы нейтральность Австро-Венгрии: обещая в Будапештском соглашении 1877 года не создавать на Балканах единого славянского государства и признать Боснию сферой влияния Австрии. Имея это ввиду Россия в договоре с Турцией стремилась зафиксировать достигнутые военные успехи, а Турция была вынуждена принять российские требования.

«С разных сторон слышится, – писал Данилевский, – что в числе условий, которые должна выговорить себе Россия, должно заключаться, чтобы проливы были объявлены нейтральными, или чтобы они были открыты для свободного плавания, что далеко не одно и тоже. Но то и другое крайне для нас невыгодно. Предложения эти слышатся не только из-за границы, но и в России, между тем как стоит лишь немного вникнуть в значение этих либеральных формул, чтобы убедиться в том огромном вреде, который они неминуемо должны иметь для России».

В случае нейтрализации проливов военные корабли ни одной державы не должны бы проходить через них, а русский флот остался бы запертым в Черном море, без надежды на улучшения ситуации. В случае свободного плавания и войны с любой сильной морской державой (например, с Англией или с Францией), Россия, вынуждена была бы содержать громадную сухопутную армию, в том числе и для защиты побережья, которая даже в мирное время должна почти вдвое превосходить армии других государств, и значительный флот в Балтийском море. При этом развитие Черноморского флота оказывалось бы под угрозой срыва.

Мирный договор между Российской и Османской империями был заключён в местечке Сан-Стефано в западном пригороде Константинополя 19 февраля (3 марта) 1878 года и завершил русско-турецкую войну 1877–1878 годов.

Договор имел огромное значение для освобождения балканских народов от Османской империи: признавалась независимость Сербии, Черногории, Валахии и Молдавии, а их территории увеличивались. Босния и Герцеговина получили возможность образовать автономную область. Создавалось новое автономное славянское княжество на Балканах – Болгария (от Дуная до Эгейского моря, от Чёрного моря до Охридского озера), которая должна была два года находиться под русским управлением, после чего получить полную автономию, выплачивая Турции номинальную дань.

Турция обязывалась выплатить 1,41 млрд руб. контрибуции, из которых 1,1 млрд погашались за счет территориальных уступок. России передавались: Ардаган, Карс, Батум, Баязет в Восточной Анатолии; Добруджа, остров дельты Дуная и остров Змеиный в Черном море. Турция обязывалась в точности соблюдать ограничительный регламент 1868 года, по отношению к Криту, провести реформы в Армении.

6 декабря 1898 года к 20-летию подписания Сан-Стефанского мирного договора был торжественно освящён памятник-часовня (в 1914 году этот мемориал был разрушен, прим. автора), а день подписания Сан-Стефанского мирного договора – стал национальным праздником Болгарии, на котором отмечается день освобождения и восстановления болгарского государства. Однако радость от подписания договора длилась не долго.

Берлинский конгресс как осознанная необходимость?

«Интересы России и Европы противоположны, – писал Данилевский. – Что эта противоположность не выдумка, не изобретение панславистов, славянофилов, или вообще журнальных публицистов и теоретиков, а факт, общепризнанный самыми трезвыми и практическими политическими умами, – свидетельствуют всего лучше и прямее протоколы Берлинского конгресса. Читая эти документы, мы постоянно встречаем, как представители других держав беспрестанно противополагают интересы России – интересам Европы, требуют во имя этих последних – уступок со стороны России».

Европейские державы по понятным причинам не могли смириться с условиями Сен-Стефанского договора. Англия и Австро-Венгрия стремились любой ценой не только предотвратить выход России к Средиземному морю, но и выступали против усиления позиций России на Балканах, национального освобождения славянских народов Балканского полуострова, образования там крупного славянского государства – Болгарии, гарантировали Турции защиту в обмен на Кипр.

Окружённая врагами, Россия оказалась в критическом положении: двухсоттысячная турецкая армия со стороны проливов и Константинополя; английский флот с возможностью высадки десантов со стороны Эгейского, Мраморного и Черного морей; войска Австрии в тылу; несданные турецкие крепости в середине своей позиции.

Для усиления переговорных позиций Россией было принято решение имитировать угрозу британской морской торговле и дальним подступам к британской колонии – Индии. Александр II летом 1878 года сосредоточил расквартированные в Туркестане войска численностью 20 тыс. человек для движения в Афганистан на Балх, Бамиан и Кабул, а к эмиру Афганистана Шир-Али в Кабул для заключения союза отправилась миссия, возглавляемая генералом Николаем Столетовым. Однако имитация давления на Индию не стала козырной картой русской дипломатии на предстоящем конгрессе.

Назревавшую новую войну, которую Россия, находясь в изоляции, в одиночку вести была не в состоянии, возможно было оттянуть только созывом конгресса с участием европейских стран. Петербург, после серии частных консультаций русского посла с влиятельной посреднической фигурой – Бисмарком, вынужден был согласиться на обсуждение условий договора на международном конгрессе и после ряда секретных двусторонних соглашений признать заключенный Сен-Стефанский договор предварительным.

Непосредственно в работе Берлинского конгресса приняли участие представители России, Англии, Австро-Венгрии, Германии, Италии, Франции, Турции, Греции, Ирана, Румынии, Черногории и Сербии. Председательствовал на конгрессе и возглавлял делегацию Германии канцлер Бисмарк, который позиционировал себя нейтральным посредником, но на деле поддерживал требования Австро-Венгрии и Англии, вынудив Россию принять большую их часть. Делегации Великобритании, Австро-Венгрии и России возглавляли соответственно премьер-министр лорд Биконсфилд, министр иностранных дел Д. Андраши и канцлер А.М. Горчаков.

1 (14) июля 1878 года был подписан Берлинский трактат в ущерб интересам России и славянских народов Балканского полуострова согласно которому Болгария была разделена на три части: вассальное автономное княжество от Дуная до Балкан с центром в Софии, болгарские земли к югу от Балкан образовали автономную провинцию Турецкой империи – Восточная Румелия с центром в Филиппополе; земли до Адриатики и Эгейского моря возвращались Турции, за которой оставались Фракия и Албания. В этих провинциях, а также на Крите и в турецкой Армении, Турция обязывалась провести реформу местного самоуправления в соответствии с регламентом 1868 года, уравняв в правах христиан с мусульманами. Была признана независимость Черногории, Сербии и Румынского княжества без территориальных приращений, предусмотренных Сан-Стефанским договором. Территория Сербии несколько увеличивалась, но не за счёт Боснии, а за счёт земель, на которые претендовала Болгария. Австро-Венгрия добилась права на оккупацию Боснии и Герцеговины, и размещения гарнизонов между Сербией и Черногорией. Россия отказывалась от Баязета и Алашкертской долины и приобрела лишь Ардаган, Карс и Батуми, в котором обязалась ввести режим порто-франко (порт свободной торговли, прим. автора). К России переходила Южная Бессарабия.

Действие трактата сохраняло силу вплоть до Балканских войн 1912–1913 годов, но часть его постановлений так и осталась невыполненной или была позднее изменена: не были проведены в жизнь обещанные Турцией реформы местного самоуправления в областях, населённых христианами. Болгария и Восточная Румелия в 1885 году слились в единое княжество, в 1886 году Россия отменила порто-франко в Батуме. В 1908 году Болгария объявила себя независимым от Турции царством, а Австро-Венгрия превратила оккупацию Боснии и Герцеговины в аннексию.

Россия отказалась от своего самого естественного и законного права на свободный проход своего военного флота через проливы, что с моральной точки зрения, даже обиднее, чем полная нейтрализация Чёрного моря. Ни одно государство в мире, не подвергалось такому оскорбительному остракизму. Англия, – по колониальной природе своей подлинная угнетательница стран и морей, несмет­ное число раз нарушавшая своими действиями права нейтральных судов других государств, – владела в чужих водах Гельголандом, Гибралтаром, Мальтою, Перимом, Сингапуром, чуть не всеми проливами и наблюдательными пунктами всего земного шара; а Россия, стоявшая за свободу морей и гуманизацию морской войны, лишилась единственного выхода из своего замкнутого моря.

Горе победителям?

После одной из самых полных и решительных побед русского оружия, вместо торжества и наслаждения славой, в общественном сознании страны наступило всеобщее уныние, с чувством глубокого унижения и слезами оскорбленной народной чести и поруганного достоинства.

«Потоки крови, мучения раненых, десятки тысяч погибших от неприятельского opyжия, сотни тысяч умерших от болезней, миллионы рублей государственных средств, невероятные подвиги терпения, мужества, отваги войск, военного искусства, – все это потеряно и принесено в жертву ради того, чтобы большую часть многострадального болгарского народа, уже было освобожденного, снова предать во власть его вековых угнетателей, ради закабаления Черногории, Сербии, Боснии, Герцеговины под игом Австрии, ради утверждения на более прочных дипломатических основаниях власти и влияния Англии на берегах Мраморного моря, Босфора и Дарданелл. И все преграды были разрушены штыками русских солдат, – и снова восстановлены, а некоторые даже усилены и вновь созданы промахами русских дипломатов. Странно и нелепо звучащий парадокс: горе победителям! – писал Данилевский, – сумела Россия обратить в грустный, но несомненный факт.

Неужели и этот новый урок останется втуне? Неужели не выведет Россия и на этот раз заключающихся в нем поучений:

1) Что истинный враг России не Турция. Турция не более – как подставное лицо. Но если дикий зверь вырывается из клетки и кусает всех, кто попадается ему под зубы и когти, разве он несет за это ответственность, а не тот, кто его кормит, поит, кто навострил его зубы и когти, выпустил на волю, науськал и даже обнадежил своею помощью? Всё это Англия, – скажут нам, – а не Европа. Да, Англия, конечно, запевала; но если б у Европы лежало сердце к справедливости, если бы она относилась, не говорю, сочувственно – а только беспристрастно к России и Славянству, разве она не в силах была бы заставить не только Турцию, но и Англию повиноваться голосу чести и человеколюбия?

2) Что никогда, ничем Россия не заслужит не только доброжелательства, но даже и справедливости от Европы.

3) Что Россия, в твёрдом убеждении, что цели её законны, справедливы и требуются интересами славянства, должна неуклонно преследовать свои цели, не обращая внимания на чуждые? Пусть нам покажут хотя бы единственный пример, что другие державы – Англия, Франция, Австрия, Италия, Пруссия и Германия – добровольно принесли в жертву России какой-либо из своих интересов, и мы согласимся, что мы не правы, что мы смотрим на вещи с пристрастной точки зрения. Раз убедившись на несчётном числе примеров, беспрестанно повторяющихся, в чьей-либо непримиримой враждебности, надо смотреть на дело прямыми глазами и врага считать врагом.

После этих неопровержимых, постоянно повторявшихся фактов, позволительно будет сделать вопрос: существует ли между Россией и Европой какая-либо солидарность, какая-либо общность политических интересов? Не до очевидности ли ясно, что, по крайней мере в политическом отношении, Россия к Европе не принадлежит?

Я готов даже согласиться (конечно, не иначе, как в виде риторической фигуры) на нашу культурную принадлежность к Европе. Чтобы избежать плачевной участи перехода от неудачи к неудаче, несмотря даже на самые поразительные военные успехи, политике России ничего не остаётся, как повернуть на старый путь, то есть открыто, прямо и бесповоротно осознать себя русскою политикой, а не европейскою, и притом исключительно русскою, без всякой примеси, а не какою-нибудь двойственною, русско-европейскою или европейско-русскою, ибо противоположности не совместимы. Пословица справедливо говорит: за двумя зайцами погонишься – ни одного не поймаешь. Мы не догоним ни одного зайца: не достигнем русских целей и не приобретем расположения Европы, враждебность которой всё усиливается, по мере оказываемых нами ей услуг, уступок и приносимых нами жертв».

По свидетельству английского историка А. Тейлора, берлинский трактат явился своего рода водоразделом, которому предшествовали 30 лет войн, а после него установилось относительно мирное время на три десятилетия. Однако за этой видимостью мира скрывалась напряженная дипломатическая борьба и перманентная угроза войны, которая с неотвратимой неизбежностью привела к первой мировой в 1914 году. Сегодня, как никогда, нельзя не согласиться с актуальной и меткой оценкой Н.Я. Данилевского:

«Неужели пало на голову России еще мало всякого рода стыда, позора и срама, от дней Берлинского конгресса, чтобы хотеть навалить на нее еще позор шутовства и святочного переряживания в западнические костюмы и личины!».

К 200-летнему юбилею со дня рождения Н.Я. Данилевского читайте еще одну статью Александра Костерева «Н. Данилевский и славянофилы против «русской» идеи В. Соловьева» на нашем портале.

Брошюра «Русская идея» Владимира Соловьева ввиду цензурного запрещения к публикации в России увидела свет в 1888 году в Париже на французском языке и вызвала в отечественной прессе множество откликов негативного или остро критического характера. Одним из главных оппонентов известного религиозного мыслителя стал русский социолог и культуролог Николай Яковлевич Данилевский (1822–1885). Полемике вокруг «Русской идеи» и посвящена статья.