.png)
«Бог ты мой, как трудно быть русским писателем. Как трудно жить по совести...»
110 лет со дня рождения русского писателя Виктора Платоновича Некрасова
Виктор Некрасов родился 17 июня 1911 года в Киеве, отец – банковский служащий, мать – врач.
До 1915 года семья провела в Швейцарии и Франции: в Лозанне мать училась в университете, а затем в Париже работала в военном госпитале.
Затем они вернулись в Россию. С ранних лет Виктор был серьёзно увлечен архитектурой, очень любил Киев.
В 1930 году он поступил на архитектурный факультет Киевского строительного института. Но диплома по специальности Некрасов не получил, так как его проект, в основу которого легли идеи конструктивиста Ле Корбюзье, не был одобрен экзаменаторами.
Также Виктор увлекался литературой и театром, в 1937 году окончил театральную студию при киевском Театре русской драмы.
С 1937 по 1941 год успел поработать актером, художником, постановщиком в театрах Киева, Владивостока, Кирова, Ростова-на-Дону.
В августе 1941 года Некрасов пришел на призывной пункт добровольцем, отказавшись от брони, получил назначение в инженерные войска и должность заместителя командира саперного батальона. Был и командиром. В 1943 году получил медаль «За отвагу». Также Некрасов – кавалер ордена Красной звезды.
В Сталинграде он вступил в КПСС.
В результате одного из ранений у него была серьёзно повреждена правая рука. В госпитале врачи посоветовали Некрасову разрабатывать руку письмом. Так появились фронтовые записи в форме дневника. Именно из них сложилась известная повесть В. Некрасова «В окопах Сталинграда», ставшая у истоков честной и правдивой прозы о Великой Отечественной войне.
Повесть «В окопах Сталинграда» (1946) буквально поразила современников тем, что в этом произведении впервые война была показана через простых солдат, через фронтовые будни и подвиг.
Писатель, лично участвовавший в Сталинградской битве, в форме дневника достоверно и убедительно рассказывал о войне, о героизме рядовых защитников города.
Главный герой повести был близок читателю, потому что подобно многим недавним воинам отступал под натиском врага, участвовал в жестоких боях, переживал гибель товарищей и всеми силами приближал Победу...
Некрасов одним из первых показал, кто на самом деле одержал Победу над фашизмом: не военачальники, а народ.
Книги о простых солдатах позже окрестят «литературой окопной правды». Так позже будут писать Ю. Бондарев, Г. Бакланов, В. Быков.
Некрасова представили к получению Сталинской премии второй степени. Председатель комитета по премиям А. Фадеев вычеркнул повесть из списка, поскольку в ней не было ни слова о КПСС и «лишь три строчки о Сталине». Но Сталин восстановил Некрасова в списке. И премию он получил.
После этого Некрасов стал «живым классиком». Книга «В окопах Сталинграда» переиздавалась тиражом в несколько миллионов экземпляров, была переведена на 36 языков.
В 1956 году на киностудии «Ленфильм» был снят фильм «Солдаты» (реж. – А. Иванов).
Большую часть премии В. Некрасов отдал на приобретение инвалидных колясок для фронтовиков. Он активно выступал против регулярного переосвидетельствования инвалидов войны.
Когда в 1960 году Некрасов выступил против строительства стадиона рядом с мемориалом Бабий Яр, его обвинили в сионизме. Он неоднократно напоминал на памятных митингах об ужасах расправы в Бабьем Яру. В октябре 1959 года в «Литературной газете» Некрасов напечатал статью «Почему это не сделано...» – о необходимости установить памятник безвинным жертвам.
По результатам поездки по Европе и США в 1962-1963 годы Некрасов написал серию очерков «По обе стороны океана», в которых объективно рассказал об увиденном за рубежом. Очерки опубликовал «Новый мир», и они подверглись жёсткой критике.
Художественные произведения Некрасова перестали массово издавать. В 1971 году в СССР вышла последняя книга В. Некрасова – «В жизни и в письмах».
Некрасов подписывал официальные бумаги в поддержку «украинских националистов», «инакомыслящих». Оказывал поддержку соотечественникам, у которых не получалось смириться с существующим строем.
Теперь можно смело говорить, что Некрасов был значимой фигурой для мирового сообщества, общественным деятелем, стоявшим на защите справедливости и прав человека. С ним искали встречи и встречались три Нобелевских лауреата – Джон Стейнбек, Александр Солженицын и Андрей Сахаров.
В результате в 1972 году Некрасова исключили из рядов КПСС – «за проявленную независимость мнений».
В 1974 году обыск в его квартире длился почти двое суток. Забрали книги, черновики. Допрос писателя длился несколько дней. Прослушивали телефон, допрашивали друзей и знакомых. Некрасова лишили всех наград, включая боевые. Исключили из Союза писателей.
Творчество его оказалось полностью под запретом.
Некрасов отправил письмо на имя Брежнева: «Терпеть оскорблений более не могу. Я вынужден решиться на шаг, на который никогда бы ни при каких условиях не решился бы. Я хочу получить разрешение на выезд из страны сроком на два года». Выезд разрешили. Лишили советского гражданства – за «деятельность, несовместимую с высоким званием...»
Сначала Некрасов оказался в Швейцарии, затем – во Франции. Как в раннем детстве.
Во Франции успел поработать главным редактором журнала «Континент», работал на радио.
«Маленькая печальная повесть» (1986) – последнее произведение Виктора Некрасова – показывает, как сильно писатель тосковал по утраченной родине.
Некролог в 1987 году был напечатан только в «Московских новостях».
Среди других произведений писателя выделяют рассказы о войне «Рядовой Лютиков» (1948), «Судак» (1958), «Посвящается Хемингуэю» (1959), «Вторая ночь» (1960); повести «В родном городе» (1954) – о судьбах фронтовиков после войны, «Кира Георгиевна» (1961) – о человеческом равнодушии; лирико-автобиографические очерки «Записки зеваки» (1975), «По обе стороны стены...» (1978–1979); очерки о путешествиях «Первое знакомство» (1958); «По обе стороны океана» (1962); «Месяц во Франции» (1965).
Опубликованная в Париже последняя статья В. Некрасова «Об «окопной правде» и прочем» заканчивается такими словами: «Бог ты мой, как трудно быть русским писателем. Как трудно жить по совести...»
Сайт памяти писателя.
Фрагмент повести Виктора Некрасова «В окопах Сталинграда» (начало):
«Часть первая»
1
Приказ об отступлении приходит совершенно неожиданно. Только вчера из штаба дивизии прислали развернутый план оборонительных работ – вторые рубежи, ремонт дорог, мостики. Затребовали у меня трех саперов для оборудования дивизионного клуба. Утром звонили из штаба дивизии приготовиться к встрече фронтового ансамбля песни и пляски. Что может быть спокойнее? Мы с Игорем специально даже побрились, постриглись, вымыли головы, заодно постирали трусы и майки и в ожидании, когда они просохнут, лежали на берегу полувысохшей речушки и наблюдали за моими саперами, мастерившими плотики для разведчиков.
Лежали, курили, били друг у друга на спинах жирных, медлительных оводов и смотрели, как мой помкомвзвода, сверкая белым задом и черными пятками, кувыркается в воде, пробуя устойчивость плотика.
Тут-то и является связной штаба Лазаренко. Я еще издали замечаю его. Придерживая рукой хлопающую по спине винтовку, он рысцой бежит через огороды, и по этой рыси я сразу понимаю, что не концертом сейчас пахнет. Опять, должно быть, какой-нибудь поверяющий из армии или фронта... Опять тащись на передовую, показывай оборону, выслушивай замечания. Пропала ночь. И за все инженер отдувайся.
Хуже нет – лежать в обороне. Каждую ночь поверяющий. И у каждого свой вкус. Это уж обязательно. Тому окопы слишком узки, раненых трудно выносить и пулеметы таскать. Тому – слишком широки, осколком заденет. Третьему брустверы низки: надо ноль сорок, а у вас, видите, и двадцати нет. Четвертый приказывает совсем их срыть – демаскируют, мол. Вот и угоди им всем. А дивизионный инженер и бровью не поводит. За две недели один раз только был, и то галопом по передовой пробежал, ни черта толком не сказал. А я каждый раз заново начинай и выслушивай – руки по швам – нотации командира полка: «Когда же вы, уважаемый товарищ инженер, научитесь по-человечески окопы рыть?..».
Лазаренко перепрыгивает через забор.
– Ну? В чем дело?
– Начальник штаба до себя кличуть, – сияет он белозубым ртом, вытирая пилоткой взмокший лоб.
– Кого? Меня?
– И вас, и начхима. Щоб чрез пять минут були, сказав. Нет, значит, не поверяющий.
– А в чем дело, не знаешь?
– А бис його знае. – Лазаренко пожимает пропотевшими плечами. – Хиба зрозумиеш... Всих связних розигнали. Капитан як раз спати лягли, а тут офицер связи...
Приходится натягивать на себя мокрые еще трусы и майку и идти в штаб. Командиров взводов тоже вызывают.
Максимова – начальника штаба – нет. Он у командира полка. У штабной землянки командиры спецподразделений, штабники. Из комбатов только Сергиенко – командир третьего батальона. Никто ничего толком не знает. Офицер связи, долговязый лейтенант Зверев, возится с седлом. Сопит, чертыхается, никак не может затянуть подпругу.
– Штадив грузится. Вот и все...
Больше он ничего не знает.
Сергиенко лежит на животе, стругает какую-то щепочку, как всегда, ворчит:
– Только дезокамеру наладили, а тут срывайся, к дьяволу. Жизнь солдатская, будь она проклята! Скребутся бойцы до крови. Никак не выведешь...
Белобрысый, с водянистыми глазами Самусев – командир ПТР презрительно улыбается:
– Что дезокамера... У меня половина людей с такими вот спинами лежит. После прививки. Чуть не по стакану всадили чего-то. Кряхтят, охают...
Сергиенко вздыхает:
– А может, на переформировку, а?
– Ага... – криво улыбается Гоглидзе, разведчик. – Позавчера Севастополь сдали, а он формироваться собрался... Ждут тебя в Ташкенте не дождутся.
Никто ничего не отвечает. На севере все грохочет. Над горизонтом далеко-далеко, прерывисто урча, все туда же, на север, медленно плывут немецкие бомбардировщики.
– На Валуйки прут, сволочи. – Самусев в сердцах сплевывает. – Шестнадцать штук...
– Накрылись, говорят, уже Валуйки, – заявляет Гоглидзе: он всегда все знает.
– Кто это – «говорят».
– В восемьсот пятьдесят втором вчера слышал.
– Много они знают...
– Много или мало, а говорят...
Самусев вздыхает и переворачивается на спину.
– А в общем, зря землянку ты себе рыл, разведчик. Фрицу на память оставишь.
Гоглидзе смеется.
– Верная примета. Точно. Как вырою, так, значит, в поход. Третий уже раз рою, и ни разу переночевать даже не удавалось.
Из майоровой землянки вылезает Максимов. Прямыми, точно на параде, шагами подходит к нам. По этой походке его можно узнать за километр. Он явно не в духе. У Игоря, оказывается, расстегнуты гимнастерка и карман. У Гоглидзе не хватает одного кубика. Сколько раз нужно об этом напоминать! Спрашивает, кого не хватает. Нет двух комбатов и начальника связи – вызвали еще вчера в штадив.
Ничего больше не говорит, садится на край траншеи. Подтянутый, сухой, как всегда застегнутый на все пуговицы. Попыхивает трубкой с головой Мефистофеля. На нас не смотрит.
С его приходом все умолкают. Чтобы не казаться праздным – инстинктивное желание в присутствии начальника штаба выглядеть занятым, – копошатся в планшетках, что-то ищут в карманах.
Над горизонтом проплывает вторая партия немецких бомбардировщиков...».
Автор статьи: Великанова Юлия.
