Беречь в себе человека

С творчеством Евгения Мирмовича я познакомилась в начале 2023 года, когда он прислал в редакцию литературного журнала Союза писателей Москвы «Кольцо А» свой рассказ «Амнистия».

Письмо Евгения привлекло внимание уже тем, что он заранее согласился на редакторские правки рассказа. Его позиция разительно отличалась от подхода подавляющего большинства авторов, болезненно воспринимающих возможное исправление их текстов. Готовность выслушивать и принимать чужое мнение охарактеризовало для меня Мирмовича как автора, серьезно относящегося к литературной работе, понимающего, что никакой текст не идеален, и стремящегося совершенствовать свои произведения.

Несмотря на любезное «разрешение» автора, рассказ «Амнистия» вышел в «Кольце А» (№ 165, март 2023) с минимальными правками, сводящимися к корректуре, но не к изменениям в тексте. При том, что у писателя активные публикации малой прозы начались только в последние годы, «Амнистия» была текстом зрелым и состоявшимся. Это драматичный и довольно тяжёлый рассказ о «клюквеннике», ограбившем Божий храм в глубинке, и раскаявшемся в преступлении и во всем образе жизни после того, как настоятель храма соврал полиции об обстоятельствах грабежа, умалив вину Кривого. Рассказ во многом «сделали» разговоры бандита и священника о вине и прощении за неё. Диалоги быстро вышли из поля юриспруденции (Мирмович по образованию и основной профессии юрист) в поле духовности. А рассказ – из плоскости нравоучительной истории о «перевоспитании» негодного члена общества добрым батюшкой в сюжет почти «достоевский» по взаимоотношениям персонажей и накалу страстей. Примитивности и назидательности в нем уж точно не было. Я увидела у автора «Амнистии» литературные перспективы. Высоко оценила рассказ и писатель Елена Крюкова, написавшая на него положительную рецензию для портала «Печорин.нет».

Новая подборка рассказов Мирмовича укрепила во мне эту уверенность и показала, что у прозаика сложился собственный творческий почерк и круг духовно-нравственных вопросов и ответов на них, которые он старается проводить через свои сочинения. В подборке четыре рассказа: «Самый горький день», «Красная скрипка», «Ударная левая» и «Выстрел Авроры». При этом все они продолжительные, а «Красная скрипка» по насыщенности событиями и временном охвату тяготеет даже к повести. Но дело не в объеме, а в масштабе проблем, поставленных автором в каждой истории.

Все рассказы в подборке исторические – или их действие развивается в минувшие эпохи, или в тексте сильна апелляция к прошлому. Все панорамы связаны со сложнейшими страницами истории нашей Родины. Блокада Ленинграда; оккупация Крыма нацистами и депортация крымских татар; неудачный момент обороны Севастополя, когда бойцы Красной армии попали в немецкий плен. В том, как Мирмович раскрывает эти сложнейшие темы, мне импонирует его беспристрастный взгляд (чувствуется в нем стремление служителя Фемиды к объективности), который выражается и в форме, то есть в стилистике повествования, и в содержании. Мирмович не занимает никакую политическую позицию в оценке событий отечественной истории. Сегодня такой подход редок. Общество в целом и творческая страта в частности разделилась на два лагеря, в одном из которых царит полное очернение, в другом – абсолютное обеление советской эпохи, доходящее до утверждений, что никаких политических репрессий в то время не было, а если кто и страдал, то исключительно за дело. У Мирмовича получается говорить о депортации крымских татар, о советских «зонах», куда попадали все, освобожденные из фашистских концлагерей, о других примерах, когда власть воевала с собственным многонациональным народом, как о данности, не подлежащей ни сомнению, ни оценке. На уровне изложения эта данность подчеркивается ровной повествовательной интонацией, словно бы слегка отстраненной от описываемых событий, зачастую воистину чудовищных. А на уровне композиции соблюсти авторскую объективность удается потому, что писатель не вторгается в текст с собственным видением, а делегирует мысли, чувства и выводы своим героям. Что выдает в нем также и тонкого знатока человеческих душ. Автор одинаково бережно и правдоподобно говорит от имени юного блокадника, каждый день видящего смерть; от лица старого татарина, чудом, единственного из всей семьи, выжившего при депортации; с позиций пленного красноармейца, преданного лучшим другом; и устами дряхлой фронтовички, потерявшей всех родных на войне, но исповедующейся об этом со смирением и кротостью. Её речь перемежается вечным рефреном «прими не возражай». Мне кажется, нечто подобное хочет сказать своему читателю сам Евгений Мирмович: всё это было, было и горько, и страшно, и несправедливо, но мы все пережили, и наше прошлое – не черное или белое, а очень сложное, прими не возражай.

Кстати, персонаж, пострадавший за дело, в подборке тоже есть – предатель из рассказа «Самый горький день», выпустивший в небо Ленинграда красную сигнальную ракету и облегчивший немецким самолетам бомбардировку Балтийского завода. Его схватили возле места преступления и повели на расстрел, и никто, даже маленький Юрка, фокальный герой, паренек сердобольный, не испытал к изменнику ни грана сострадания. Эта сцена и её моральная «окраска» абсолютно оправданны.

Дело в том, что, насколько Мирмович беспристрастен в восприятии и отображении исторических событий, настолько же он непреклонен в вопросах нравственности и духовного начала. Вот здесь авторский посыл считывается совершенно конкретно. Прозаик пишет о том, что в любых страшных испытаниях важно оставаться человеком – это поможет пережить объективные трудности. Быть человеком значит: хранить милосердие, не обижать слабых, помогать нуждающимся, смиряться с неприятностями и беречь чистую совесть. Эти заветы напрямую не связаны с религиозностью, однако кое-где за бытовыми ситуациями прослеживаются евангельские постулаты. Скажем, в конце рассказа «Ударная левая» снова, как в «Амнистии», поднимается тема прощения – и находит христианское в полной мере раскрытие. Степан спустя много лет прощает товарища, который на войне решил сохранить свою жизнь в ущерб его, а наказание для Алексея уготовила сама жизнь: он пришел на встречу ветеранов без одной ноги.

В той или иной мере мысль о важности соблюдения душевной чистоты звучит в каждом тексте подборки. Но самое яркое воплощение она получает в «Красной скрипке». Знаковый герой длинного рассказа – конвоир депортированных татар Каменьков, «неправильный» нквдэшник, сочувствующий высылаемым и даже помогающий им по мере сил. В его образе есть что-то от толстовского Платона Каратаева. Только советского розлива: он не верующий, как Платон, имя Господне поминает всуе, не столько взывая к Нему, сколько произнося как присловье. Однако же он ведет себя как добрый христианин. Каменьков не просто заботится о депортированных стариках и женщинах, которых в вагонах косят голод и болезни, но и бесхитростно и слегка косноязычно объясняет им основы Советской власти, как их понимает:

«– А меня намедни к комиссару таскали... «Почто, – говорят, – ты, Иван Фёдорович, так с врагами народа обходителен? Нешто ты, пролетарий, супротив советской власти с ними сдружился?» – А я им и говорю: «Разве ж можно супротив советской власти? Я же только за. Разве ж советской власти угодно баб да ребятишек голодом морить? Советская власть – она от народа. А значит, к каждому голодному да несчастному – с милостью. Вот и я так. В полной мере по-советски и поступаю. А иначе мне душа не велит»».

Постепенно выясняется, что воин прошел штрафбат за то, что под Сталинградом проявил сочувствие и к пленному немцу – не дал «нашему» офицеру лупцевать побежденного. Стало быть, Каменьков и в поведении своем соблюдает заповедь апостола Павла: «Нет уже Иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского». Только не потому, что: «…все вы одно во Христе Иисусе». Для Каменькова все, лишенные прав или свободные, едины в своем человеческом происхождении, достоинстве и в праве на человеческое к себе отношение. Поэтому логично, что в конце концов он усыновил Энвера, чьи родные умерли по дороге в Узбекистан в «столыпиных» и на новом месте жительства. Так добро, восходящее к христианскому учению, торжествует во всех рассказах Мирмовича.

Исключением кажется рассказ «Выстрел Авроры». Он повествует вовсе не о том, что можно подумать. Легендарный крейсер тут упомянут мельком, как временной ориентир. Молодые офисные работники часто встречали в кафе за обедом старую женщину, скромно перекусывающую, и однажды, когда ей стало плохо в заведении, проводили её до дома. Там они узнали, что бабушке 99 лет, а еще выяснили её боевую в полном смысле слова биографию.

«– Это надо же! – удивлялся мой приятель. – Значит, она 1903 года рождения. В этом году спустили на воду крейсер «Аврора». Подумать только, корабль уже давно в памятник превратили, а тут живой человек.

Так и прозвали мы её между собой – Аврора».

Коллизия «Выстрела Авроры» напоминает историю в знаменитом «Ворошиловском стрелке»… В этих историях старики, доведенные до отчаяния наглостью молодых и бессилием социума перед хамством, берутся за оружие. Вот и «Аврора» выпалила из трофейного «вальтера» в оскорблявшего её фашиствующего молодчика, сказав после казни (другого слова не подберешь):

«– Вот тебе ещё один фриц, Господи, прими не возражай…».

Тут уместно вспомнить наставление святого равноапостольного Кирилла: «Поэтому мы терпим обиды, которые причиняете каждому из нас отдельно, но в обществе защищаем друг друга и полагаем свою жизнь за братий наших, дабы вы, увлекая их в плен, не пленили вместе с телами и души их, склоняя благочестивых к своим злым и богопротивным делам». Богопротивные дела Шульца – издевательство над старухой и глумление над её идеологией – могли бы сбить с пути истинного неокрепшие души. Следовательно, они нуждаются в немедленном прекращении и заслуживают кары. И не Господь ли управил рукой пожилой фронтовички?..

Итак, к содержанию и идейно-художественному замыслу всех четырех рассказов Мирмовича у меня претензий нет. Писатель действительно показал литературный рост. Но как редактор должна отметить несколько неловких выражений. На будущее стоит избегать подобных просчетов.

Во-первых, в отличие от трех первых рассказов, где авторские тексты соответствуют ви́дению и образу мыслей персонажей, в «Выстреле Авроры» вдруг проявляется канцеляризм: «Стали собираться полукриминальные молодёжные компании разной направленности. …Серьёзного криминала за Шульцем замечено не было, и органы правопорядка его не трогали». Возможно, здесь автор (юрист, напомним, привыкший работать с соответствующим стилем) не «перевоплощается» в своего героя, а описывает событие, которому стал свидетелем – и в его речи прорываются бюрократические обороты.

Во-вторых, есть странные формулировки: «немец был похож на большого паука, с маленькой головой в сверкающих на солнце очках» (в очках все же не голова, а человек), «Маленький Нари поднялся с земли, вытер нос и ушёл, унося свой паровозик с таким взглядом…» (паровозик со взглядом?), «виселица… ежедневно наполнялась повешенными» (виселица не крынка). «До этого умерших просто оставляли вдоль железной дороги. Хоронить не было ни времени, ни возможности. Нари стал первым», – все-таки лучше уточнить: стал первым, кого похоронили в земле. «…несколько песчаных холмиков от свежих захоронений, с деревянными табличками на татарском языке», – просто «несколько свежих захоронений» прозвучало бы глаже.

И, наконец, по тексту не мешало бы пройтись корректору. Наиболее частая ошибка – Крымский с большой буквы в описании пейзажей. Так пишут только географические названия, например, Крымский полуостров. Находятся и другие мелкие ошибки. Не буду их перечислять в отзыве, но правило вычитывать текст перед тем, как запустить его в оборот, никто не отменял.

Желаю Евгению Мирмовичу дальнейшего творческого роста, а также успеха и вдохновения в раскрытии столь важных и непростых тем!

Елена Сафронова: личная страница.

Мирмович Евгений Владимирович – прозаик, юрист, волонтер. Живет в Санкт-Петербурге. В настоящее время куратор волонтерских проектов в области работы с детьми-инвалидами. Публиковался в «Литературной газете». В Журналах: «Наш Современник» (Москва), «Дрон» (Белгород), «Волга» (Саратов), «Параллели» (Самара), «Южная звезда» (Ставрополь) и «Невский проспект» (СП-б). Среди электронных публикаций автора можно отметить участие в сборнике «Моё Отечество» (в поддержку СВО), публикации в журнале «Кольцо-А» (журнал МГО СП Москвы), на сайтах «Литеrrатура» и «Печорин.нет». Рассказы автора неоднократно звучали на радио «Гомель» (республика Беларусь).