«Баня, водка, гармонь и лосось» (Андрей Воронцов о рассказе Александры Кирюхиной «Зимний разговор через форточку»)

«Баня, водка, гармонь и лосось»

(Андрей Воронцов о рассказе Александры Кирюхиной «Зимний разговор через форточку»)

Будем считать, что рассказ Александры Кирюхиной «Зимний разговор через форточку» − поздравление читателей с наступающим Новым 2021 годом. По известным причинам мало кто из них сможет его встретить так, как герои рассказа, − в духе строчки из песни группы «Любэ»: «Баня, водка, гармонь и лосось». Ну, не смогут, так хоть почитают!

Да, снег, баня, пьянство, пельмени, хмельные разговоры, караоке (вместо гармони), – всё это читатель получит, включая разочарованного, на манер Ипполита из «Иронии судьбы», героя. Может быть, он не получит привычной для Нового года атмосферы ожидания счастья, но всё остальное есть. В общем, как новогодний рассказ (есть такой жанр) «Зимний разговор» состоялся. Богатенькие читатели вспомнят, как они «отрывались» в прошлом году, а бедные почитают, как отдыхают богатые. Шутки шутками, а описать новогоднюю гулянку – тоже литературная задача, с которой А. Кирюхина справилась, и не только с ней. Мне нравятся детали вроде такой: «Она была окружена мужчинами в черном - вороными конями мира музыки». Неплохо передано и ожидание героя пропавшей под Новый год жены, когда непосредственные реакции его уведены в подтекст.

Проблема, как часто бывает у начинающих писателей, в композиции. Не только в ней, конечно, но перед нами тот случай, когда от композиции зависит определяющий момент художественный идеи. Вот завязка: у героя по имени Саша жена-перфекционистка по имени Аня. Она, в отличие от мужа, не отдыхать приехала в загородный пансионат «Печкин», а записывать музыку для своего фильма (вероятно, короткометражного) с помощью некого Сережи. Тот обретается со своей аппаратурой неподалеку, в здании бывшего дома культуры. Туда-то с утра 31 декабря Аня и отправляется.

Сережа сходу определяет в ней, помимо режиссерского, еще и вокальный талант, и предлагает записать песню в ее исполнении. Ну, и пошло-поехало: увлеченная Аня о муже своем, терпением похожем на чеховского Дымова из «Попрыгуньи», напрочь забыла, осталась в Сережиной студии до поздней ночи, встретила там и Новый год, да и после двенадцати к своей компании не вернулась, пошла спать. Нет, никакого секса у них с Сережей не было, просто Ане интересней с ним, чем с Сашей. Но, в принципе, на волне восторга она и изменить мужу могла, однако Сережа, безответно влюбленный в польскую певицу Эмилию Брожек (реальный персонаж), необходимой активности не проявлял. При этом Аня по-своему Сашу любит – той любовью, которой перфекционистка может любить добродушного «тормоза». И ему, видать, подобные ситуации не в первой. Если бы они приехали в «Печкин» одни, то Саша, возможно, сидел бы себе в ожидании Ани один, пригорюнившись за рюмкой. Но они приехали вместе с Андреем и Верой, желанными друзьями и одновременно нежелательными свидетелями. От них реакцию на отсутствие Ани скрыть невозможно. К тому же, Андрею и Вере хочется веселиться, и Саша, которому, в общем-то, не до веселья, вынужден натужно «веселиться» вместе с ними – в том самом пресловутом духе «Баня, водка, гармонь и лосось». Его, конечно, жалко, однако, по совести, говоря, не очень понятно, как он, приверженец домашних радостей, вообще находит общий язык со своей креативной супругой.

Вот завязка и связанный с ней конфликт. А развязка? Где она?

Ну вот, наверное. Утром Саша говорит Ане: «Так вот я хочу тебя расстроить – детство кончилось, и ты замужем, и это очень плохие новости. Потому что замужем тоска смертная – спроси у Веры! Один и тот же человек изо дня в день и либо тебе это по душе, либо ты катишься на все четыре стороны песни писать!» Тут Аня, наконец, что-то «догоняет»: «Я тебе сделала так больно, Саша... - сказала она и заплакала». Ну да, а он сделал больно тебе. Теперь им предстоит домашняя сцена («Собирайся домой. Там поговорим»), от которой нас автор избавила. Это – развязка? Ну, вот если бы чеховский Дымов вдруг взбунтовался – это было бы развязкой «Попрыгуньи»? Да ни в коем разе. Напуганная Ольга Ивановна моментально вспомнила бы о супружеском долге, задушила бы доверчивого Дымова ласками, он бы успокоился, а она довольно быстро взялась бы за старое.

Вот и Аня: ну, сказала бы она Саше: «Выбираю вариант «один и тот же человек изо дня в день»!» Поверил бы он? Думаю, да, если любит жену. Но исполнила бы свое обещание Аня? Да нет, конечно, вскоре она запела бы другую песню: «Да, ты у меня один, изо дня в день, но разве я твоя домашняя раба? У меня, между прочим, работа есть, я творческий человек, мне нужно личное пространство…» и т. д., и т. п. При этом, на самом деле, настоящие Ани чаще всего бездарны, как пробки (вроде чеховской Ольги Ивановны), но истово верят в обратное.

Что же касается варианта «катишься на все четыре стороны песни писать» в концовке, то он не очень интересен, потому что напрашивался изначально.

Таким образом, концовка «Зимнего разговора» повисла в воздухе: ничего в нем не решено, ни в ту, ни в другую сторону, и герои, в сущности, остались на исходных позициях. Ну, допустим, минус ревность Саши – сначала, может быть легкая, а потом всё больше царапающая, как это бывает, когда муж знает, что жена предпочитает его обществу общество другого мужчины. Может быть, и без секса, но предпочитает. Хотя откуда знать, что без секса? Ревность-то питается воображением. Однако эта тема А. Кирюхиной не развита.

Когда я говорю молодым автором подобные вещи о композиции, они часто реагируют так: «А может, я хотел(а) оставить героев на распутье?» В самом деле, warum nicht, почему нет? А потому, что такая задача требует другого объема – хемингуэевской новеллы. А тут, пардон, 94500 печатных знаков, больше двух авторских листов! Девяносто пять процентов которых отданы под завязку, которую я пересказал всего на половине страницы! От такого замаха с разворотом ждешь соответствующего удара, а получаешь в итоге несильный тычок.

Кстати, а за счет чего А. Кирюхиной «нагнан» подобный объем? За счет чисто кинематографического принципа «параллельного действия» (не исключено, что рассказ рассматривался автором одновременно как киносценарий), когда эпизоды времяпрепровождения Ани с Сережей перемежаются сценами невеселого веселья Саши с друзьями? Может быть, но, я думаю, немалую роль сыграли и буквалистские описания такого рода:

«Он вручил девочкам по бокальчику вина и сел за пульт как пианист за свой инструмент. Над пультом располагались две выдвигающиеся полочки: на одной - маленький синтезатор, на другой – компьютерная клавиатура с цветными кнопками. Он выдвинул ее и нажал на пробел. Длинный курсор побежал с левого края монитора по извилистым звуковым волнам, прорисованным компьютерной программой».

Между тем, первым предложением можно было и ограничиться: что мы, синтезатора не видели, что ли?

В названии рассказа использовано название стихотворения Бертольта Брехта «Зимний разговор через форточку», − довольно, на мой взгляд, пустякового, детского. Думаю, если уж прибегать к авторитету Брехта, то лучше вспомнить другие его слова. Например, призыв: «Вернемся к детективным романам!», что звучит рефреном в одной статье драматурга. Речь там не о том, чтобы отринуть серьезную литературу в угоду «развлекалову», а о том, чтобы присущими детективу приемами оживить забытое искусство сюжета и композиции. В самом деле: то, что написано о сюжете и фабуле в первом теоретическом труде о литературе – «Поэтике» Аристотеля, абсолютно не противоречит принципам детективного романа, хотя детектива как жанра тогда еще, естественно, не существовало. Стало быть, если отвлечься от жанровой специфики, чисто структурно детективное произведение построено по классическим принципам. Взять хотя бы такой аристотелевский элемент, как «узнавание», которому в детективном жанре соответствует разоблачение. Или то, как дружно работает в детективе пара «завязка-развязка». В этом смысле призыв «Вернемся к детективным романам!» актуален по сей день.

От концептуальных просчетов перейдем к второстепенным. Хотя, как знать, второстепенен ли такой: «Они были, как Скотт и Эльза Фитцжеральд, веселые и беззаботные хулиганы, довольные всем вокруг, а главное, друг другом». Жену Фрэнсиса Скотта ФиЦДжеральда (в русской транскрипции пишется без «т», но с «д») звали Зельда, а не Эльза; она была душевнобольной и алкоголичкой, писатель тоже злоупотреблял спиртным, а это значит, что веселье в их семье носило весьма специфический характер, и уж точно они с мужем «не были довольны всем вокруг, а главное, друг другом». О чем, в частности, повествует Хемингуэй в книге «Праздник, который всегда с тобой». Андрей и Вера меньше всего похожи на семейство Фицджеральдов, зато вот Аня с ее манией гениальности чем-то смахивает на Зельду. Что ж, неудачное сравнение часто говорит об изначальной ошибочности или противоположности цели, которое оно преследовало.

Следующее замечание у меня самого вызывает чувство неловкости, но оно, однако, возникло, и не по моей вине, поэтому не стану его обходить. В нашем деле случайностей нет. О здании ДК, где обосновался Сергей со своей аппаратурой, сказано: «канализация не работала. Немногие подвизавшиеся тут справляли нужду за стоявшей напротив ДК бывшей бойлерной». Анна провела у Сергея больше полусуток, − так что же она, простите, тоже по нужде за бойлерную бегала? Или не бегала – так захватил ее творческий процесс? Я понимаю, конечно, что она существо исключительно духовное, но организм имела несчастье получить человеческий, а он 16 часов без естественных отправлений не выдержит.

Разумеется, взрослые люди, в отличие от подростков, обычно снисходительно смотрят на подобные нестыковки, но данная-то слишком связана с предложенной автором интригой. Подростки не всегда неправы! Представим, что Аня побежала не за бойлерную, а в туалет на базе отдыха, как всякий цивилизованный человек. Но по пути она неминуемо вспомнила бы об оставленном муже или просто встретила бы его в компании Веры и Андрея. А значит, мотив типа: «Дорогой, я забыла об этом Новом годе, сочиняя песню о зарождении нашей любви!» − уже не пройдет. Вот что я имел в виду, когда написал, что случайностей в нашем деле не бывает.

Еще одна странность, может быть закономерная. Автор вдруг начинает называть Аню и Веру «девочками», а Сашу и Андрея – «мальчиками». Ну, ладно, Саша и Аня женаты всего два года, но Андрей и Вера – уже пятнадцать лет! (Скорее всего, лет десять, потому что Андрею, как следует из текста, около 30 лет, но всё равно). Хороши «мальчик» и «девочка»! А с другой стороны… Ни у той, ни у другой пары нет детей. Это современные «креаклы», занятые только самими собой. Они до старости – «мальчики» и «девочки». Между тем, все проблемы Ани и Саши выглядели бы совершенно по-другому, если бы они имели детей. Аня меньше бы заботилась о своих гипотетически талантах, а Саша – о недостатке Аниного внимании. Ведь семья – это не содружество эгоистов. Посмотрите, как, по словам Веры, они живут с Андреем: «У меня на каждый вечер мужа вне дома должен быть свой вечер вне дома. Даже если я не хочу! Всегда нужно сравнивать счет, понимаешь? И на каждую его рубашку, у меня должно быть платье! А лучше два!» Господи, да от такой жизни повеситься можно! А ведь именно этот метод Саша, судя по его последнему монологу, берет не вооружение! Будут еще два закоренелых эгоиста, «сравнивающих счет»? У Хемингуэя есть сборник рассказов, называющийся «Мужчины без женщин», а герои А. Кирюхиной – мужчины и женщины без детей. Вот − корень их проблем. Эгоисты никогда не бывают до конца счастливы. Вместо любви у них – «взаимный договор», вместо настоящего веселья – «Баня, водка, гармонь и лосось». Тот же Саша придумал бы себе другую проблему, если бы Аня не убежала под Новый год к Сереже, а она, в свою очередь, нашла бы альтернативу их дурацкому покеру с Верой и Андреем по вечерам. Жизнь бездетных «креаклов», в сущности, тускла и безрадостна. У них и не может быть по-иному, чем у Саши и Ани, даже, если они научатся «сравнивать счет». Но эта область семейной психологии совершенно не затронута автором, как будто она писала от лица таких «девочек», как Аня и Вера. А писатель не может отождествлять себя с героями!

Александра Кирюхина – потенциально способный прозаик, и отнюдь не всё в «Зимнем разговоре» так плохо, как можно предположить по моему анализу. Но одних способностей в нашем деле мало, нужно еще и умение. Нельзя писать прозу по принципу «я начну, там – как выпляшется», словно теория литературы не насчитывает уже две с половиной тысячи лет! Помилуйте, в живописи и музыке и представить себе такое невозможно, там как-то все понимают, что создать нечто стоящее можно лишь, освоив определенные художественные и технические азы! Только насчет прозы существует стойкое заблуждение, что писать ее можно и без особых правил.

А это, мягко говоря, не так.

Рассказ Александры можно прочитать по ссылке.

Андрей Воронцов: личная страница.

Александра Кирюхина, прозаик, ранее публиковалась в журналах «Слово/Word», «Московский вестник», в сборнике «Новые писатели» (по итогам Форума Молодых Писателей в Липках 2012).