«Роман-газета» № 13-14, 2022

Первичный бульон

В тринадцатом номере «Роман-газеты» за 2022 год опубликован текст писателя, журналиста и общественного деятеля Александра Проханова. Роман «ЦДЛ» посвящен литературному процессу Перестройки. Название выбрано неслучайно, Центральный Дом Литераторов – место притяжения всех сколько-нибудь значимых авторов и их спутников: переводчиков, критиков, боевых подруг и соглядатаев с Лубянки. Это ««первичный бульон», из которого произошла жизнь. Здесь бактерии, микробы, первые рептилии. Все друг друга едят и тем самым способствуют выживанию самых живучих». Главный герой, Виктор Куравлев, автор «огненных, стоцветных рассказов», варится в этом бульоне. Его наблюдения помогают Александру Проханову создать галерею писательских портретов эпохи.

Описание ЦДЛ строится на оксюмороне. С одной стороны, это место силы и славы, «ковчег» в каменном океане Москвы, писательский храм – вспомним готические витражные окна, создающие атмосферу прекрасной небесной тайны, с которой сопряжено творчество. С другой стороны, писатели, населяющие этот мир, не похожи на жрецов или пушкинских пророков: в ЦДЛ «орали, веселились, ссорились, пили водку», «надо было лобызаться, дарить книги, выведывать сплетни», туда приходили подруги сомнительного «духовного содержания», готовые отдаться сразу после знакомства. Там «беснование скоморохов», ряженых, которые, по мнению автора, при первом же удобном случае сменят личину.

Александр Проханов показывает слом тектонических плит. К концу Перестройки не только литературный мир, но жизнь в целом погружается в хаос. Главного героя несет этим потоком, и выбраться из него не дано никому. Куравлев ощущает беспомощность: «у него было чувство, что им распоряжаются, куда-то влекут, вставляют в какую-то оправу». Здесь автор поднимает важную проблему: может ли писатель быть самостоятельным? Не примыкать ни к какому лагерю, кружку, направлению, не служить службу, не позволять собой распоряжаться, в конце концов? Интересно, что это давление не вызывает у героя желание отмежеваться, распрямить плечи, он с тоской наблюдает за потоком, поддается течению.

Куравлев признается – он проживает «мгновенную жизнь», ищет «гибельное наслаждение», «безумное мгновение». Воплощением гибельного наслаждения становится одержимость к Светлане, пришедшей в ЦДЛ в поисках любви, пока муж воюет в Афганистане. Герой не задумывается о том, что она все та же подруга сомнительного «духовного содержания», что ухаживает за ней на глазах влюбленной в него критикессы Натальи. Надо сказать, Куравлева вообще мало занимают последствия собственных решений. Но последствия не заставляют себя ждать, и герой искренне им удивляется. Когда Светлана приносит новость о беременности, Куравлев поражен, но ничего не предпринимает, поток несет его дальше: «Все откладывалось на потом, когда все само собой разрешится». Любовница избавляется от ребенка, и Куравлев называет это детоубийством, недоумевая, как она могла совершить такое, но не спрашивая себя: как он мог совершить такое?

Куравлев будто не несет ни за что ответственности. Если жена «нечесаная», значит не грех обзавестись «чесаной», если сыновья отдалились и выходят на демонстрации, то виноват «отравленный кокаином певец», призывающей к переменам. Герой в ужасе отшатывается от животной похоти знакомых писателей, которые зажимают по углам женщин, но при этом сам занимается тем же самым с чужой женой. Куравлев восхищается Светланой, боготворит ее, но в его любви нет духовного сродства, нет подлинного интереса друг к другу. Вот как описано горевание Куравлева, когда он узнал о смерти возлюбленной: «Он ненасытно вспоминал ее белую открытую шею, которую целовал, ее дышащий живот, к которому прикасался губами, ее пленительный танец».

Однажды упоминается, что герой почувствовал к себе отвращение, но верит ли ему читатель? Александр Проханов любуется своим героем. Он наделяет его выдающимся писательским даром, который всеми признается безоговорочно: от писателей и критиков до высокопоставленных покровителей и партии. Возлюбленная видит на его «челе лавровый венок триумфатора», он испытывает «бабье, теплое и нежное, обожание», входит в ЦДЛ «как герой, быть может, как Симонов с фронта. Овеянный славой, известностью, вызывая восхищение одних и скрытую зависть других»; он представлен к правительственной награде и слышит то, что хотел бы услышать каждый без исключения писатель: «Вы сами не понимаете, какую книгу написали! Мы ждали подобной книги. Она все не появлялась. И вот появилась!». Куравлева хотят облагодетельствовать, «вставить в оправу», заполучить на службу, потом он становится нерукопожатным из-за того, что течение вынесло его наверх. Интересно было бы изучить, как культура отмены проявлялась в среде Перестройки, но Александр Проханов не заостряет на этом внимание. Душевная работа Куравлева и его друзей-писателей скрыта от нас. Почему он выбирает Афганистан, а не Париж, почему идет на государственную службу, почему становится газетчиком, почему, наконец, «писатели сходят с ума, становятся игроками, комиссарами с партбилетом»? Если ЦДЛ – бульон, то варят его не писатели.

Кроме литературного процесса, смешанного с политическими интригами, автора интересует сам процесс писательства. На примере Куравлева он рассказывает, как происходит работа над текстом – от наблюдений, «острого любопытства писателя» до самого акта творения, полного мучительной сладости. Александр Проханов отвечает на вопрос, почему человек становится писателем. По его мнению, это особая болезнь, поэтому от желания писать невозможно отречься и нельзя вынести, если тебе отказывают в намерении творить. Творение текста автор описывает чувственно, тактильно ощутимо, и это тоже гибельное наслаждение, но в то же время «одинокое сопротивление смерти, угрюмое, огненное стремление к победе».

Автора четырнадцатого номера «Роман-газеты», писателя и публициста Виктора Слипенчука интересует как раз работа души. Его повести «Перекресток» и «Смеющийся пупсик» можно назвать остросюжетной драмой. Они написаны в 70-е и уже прошли проверку временем – неоднократно переиздавались, а повесть «Смеющийся пупсик» даже переведена на другие языки. Интерес к ним можно понять, страница за страницей повести держат в напряжении, что говорит об актуальности проблематики и грамотно выстроенной драматургии.

В центре внимания писателя – бытовой конфликт, перерастающий в нравственный. Шофер случайно задавил пожилую женщину, которая оказалась матерью его бывшего друга и соперника в борьбе за сердце девушки. «Отжила свое», – отмахивается соперник, не подозревая, что слухи о задавленной старухе касаются его семьи. В одно мгновение жизнь героев рассказа с говорящим названием «Перекресток» превращается в агонию вины и стыда. Они терзаются, мечутся, ищут выход, куют себя в горниле жизни.

Виктору Слипенчуку удаются характеры – как рыбака, так и сельского шофера или старухи Лексеевны. В тексте все работает на создание образа, даже тени: «Боковым зрением Володя увидел свою тень... Одежда, накинутая на спинку стула, напоминала на стене какой-то общий (с локтем и подбородком) предмет. «Неодушевлённый». Удаются автору и речь, внутренние монологи и диалоги, и портреты, и тонкости психологизма, особенности восприятия: «На стене обозначилось окно, постояло, скакнуло вверх, разлилось по потолку, спрыгнуло, будто таинственный киномеханик никак не мог приспособить рамку».

Герои Виктора Слипенчука вызывают сопереживание, причем не поверхностное сентиментальное, а более глубокое, человеческое. Когда в рассказе «Смеющийся пупсик» учительница спрашивает у героя: «Но мы бы хотели узнать о глубине и чистоте ваших отношений. Как ты считаешь, мы имеем на это право?», хочется ответить ей вместо героя. Жестокие, холодные взрослые очерняют первую любовь Валеры и Светланки, вторгаются, покушаются, вносят взрослые «грязные» подтексты в чувство, которое еще толком не успело оформиться и дорасти до физической любви. И у героев хватает сил противостоять вторженцам. Автора в целом интересуют люди сильные, храбрые, честные, оттого его персонажи так привлекательны. Это не борцы за идеалы, у каждого героя идет внутренняя работа, потому что есть над чем работать.

В повести «За мысом Поворотным. Дневник одного рейса» нет выраженного сюжета или конфликта. Она больше похожа на производственный роман из жизни матроса добычи, но и здесь писатель обращается к философским вопросам: что такое настоящий моряк, зачем быть честным, что лучше родного дома, кто ответственен за свою судьбу? На примере этой повести можем проследить процесс создания образа главного героя, который складывается из поступков, из воспоминаний-флешбэков, встроенных в повествование как мираж, далекое зеркало, а также из притчевых и лирических отступлений: «Интересно, каким будет человек через сто лет? Ученые говорят: интеллект эволюционировал примерно миллион лет, но нет никаких свидетельств того, что он изменился за последние три тысячи лет. Возможно, древние греки при тестировании проявили бы такие же способности, как и современные люди. Вряд ли. Тогда за все в ответе были боги, теперь – мы».

Герои, наделенные ответственностью за свою жизнь, выдюживают, справляются, и в этом большой оптимизм произведений Виктора Слипенчука: «В смятении разум, жутко знать это, но в том-то и есть великое испытание и подвиг – знать и оставаться Человеком. Ведь это же по счастливому доверию природы открылся этот закон. Все в нем: и начало, и конец, и все отдано Человеку. Властвуй».

ЧИТАТЬ ЖУРНАЛ

Pechorin.net приглашает редакции обозреваемых журналов и героев обзоров (авторов стихов, прозы, публицистики) к дискуссии. Если вы хотите поблагодарить критиков, вступить в спор или иным способом прокомментировать обзор, присылайте свои письма нам на почту: info@pechorin.net, и мы дополним обзоры.

Хотите стать автором обзоров проекта «Русский академический журнал»? Предложите проекту сотрудничество, прислав биографию и ссылки на свои статьи на почту: info@pechorin.net.

527