Роман Сенчин о рассказах Михаила Максимова

Роман Сенчин о рассказах Михаила Максимова

Михаила Максимова я открыл для себя года два назад благодаря «Журнальному миру», где выставлены публикации его прозы в журнале, кажется, «Огни над Бией».

Подборка, а вернее, небольшой сборник рассказов «Коробка с цветными карандашами» мне – в целом – понравился. Удачное название – оно предполагает нечто такое для детей, но на самом деле содержание рассказов по большей части вызывает чувство если не ужаса, то страха. Тем более читал я их вечером в одиночестве...

У автора есть главное – своя интонация, своя тема, свое писательское мироощущение. Обобщая – свой голос. Некоторые приемы и детали повторяются – например, ощущение героев в рассказе «Крокодил» и в третьей главке «Записок о городе на букву Б.»: «Какой сегодня день? Месяц?» («Записки...») и «Сегодня нужно было идти на работу. Или не надо. Я где-то работаю?», – этого стоит избегать, хотя, по себе знаю, избегать трудно. По большому счету, все время пишешь ведь одну книгу, пусть и пытаешься в новом рассказе или новой повести уйти от себя прежнего. Уйти редко получается.

Наименее удачными считаю у Максимова рассказы, написанные в форме притчи или предания. «Бессонница», «Поход за луной». Кто герои этих коротких рассказов? Неизвестно. А всё-таки читателю важно не просто прочесть текст, а увидеть персонажей. Живых, реальных.

Самый удачный, на мой взгляд, рассказ «Гость». Веет от него настоящей жутью. Не намекая на заимствование или подражание, скажу, что он напомнил мне рассказ «Гигиена» Людмилы Петрушевской. И это идет рассказу Максимова в плюс. Вообще тема городского кошмара, городской мистики у наших писателей не очень востребована, хотя, по-моему, здесь есть о чем писать. И во многих рассказах Михаил Максимов как раз к ней подступается. И успешно.

Финалы некоторых рассказов мне не совсем ясны. Например, «Дрифт», «Новый рассвет». Но это меня почему-то не раздражило (хотя обычно раздражает). Я принял условия автора – должна оставаться некоторая загадка, объяснение повредит.

На что нужно Максимову обратить внимание, так это на работу над текстом. У меня набралось довольно много технических замечаний. В прежние времена можно было положиться на редактора, но нынче встретить хорошего редактора – внимательного, со вкусом и слухом, эрудированного – очень сложно. Поэтому стоит читать и перечитывать свои вещи чужими глазами. Огрехи, ляпы становятся виднее.

Ниже – замечания.

«Солнце отбрасывает световой хвост и превращается в желтую ящерицу: бесхвостую, с глупо-выпученными глазами. А дальше закатывается за горизонт, прячется, чтобы к утру отрастить хвост заново». Так начинается первый рассказ. Красиво, но если вчитаться, то возникают вопросы. Почему «превращается в желтую ящерицу»? Становится продолговатым? Но если это именно солнце, а не небо на закате, то оно даже в облачность остается для нас кругом, и не желтым, а красноватым. Глупо-выпученные глаза могут быть в определенный вечер, а не постоянно. Заходящее солнце всегда неповторимо. Слово «отбрасывает» имеет не одно значение. Сначала я подумал, что оно употреблено в том же значении что и – «предмет отбрасывает тень». Но здесь имеется в виду – отделение. Это у меня не получилось представить. Да и ящерица не отбрасывает хвост – его отрывают хищники. Он легко отрывается, но не по воле самой ящерицы...

Не понял я и такой, тоже красивый, образ: «Моя память, как чистая вода в грязном стакане: наполняет меня и не исчезает, пока стакан вновь не станет полным». Напрашивается вопрос: а когда стакан вновь становится полным, память исчезает?

«Меня предупреждали об улучшении всех моих чувств». Наверное, лучше – «об обострении». Хоть и неблагозвучно, но чувства ведь не улучшаются, а обостряются.

«Иду в туалет, снимаю крышку с бачка и как животное лакаю воду и пью, пью, пью». Вода в бачке унитаза обычно останавливается сантиметрах в пяти-семи от поверхности, так что лакать ее проблематично.

«Утром брат оставил новое сообщение на стекле в ванной. Маркером было написано: камень и стекло». Лучше, по-моему, «на зеркале», чтобы избежать повтора «стекла».

«Маленькие звенящие флакончики, словно колокола, звенят без устали». Лучше убрать «звенящие». Зачем здесь повтор?

Ну а это совсем коряво получилось: «Бывало, как плюну, а у склона появится озеро». И снова задам вопрос: кто же герой рассказа «Бессонница»? Что за великан такой? На Бога непохоже...

«Продолжил листать и на очередном снимке увидел папу. На ней отец сидел в коридоре, возле такой же кладовки на табурете и смотрел фотоальбом». Здесь явная описка: снимок ведь мужского рода, а в следующем предложении – «на ней».

«Выбежал в коридор» и почти сразу «Холодок пробежал».

«Кот вернулся из кухни, запрыгнул на табурет и свернулся калачиком. Перелистнул альбом и на следующем снимке увидел папу уже на диване в зале, с альбомом в руках». Получается, кот перелистнул.

«И вот я в саду, такой легкий и прекрасный, парю над цветами». Если герой превратился в бабочку, как ему пообещало «существо», то, наверное, он не «парит», а «порхает». Бабочки, кажется, не умеют парить.

«Министр обороны и защиты независимости от внешних вторжений (такое название должности нравилось ему больше)». «Больше», это противопоставление. Больше какого названия?

«За дверью стуки стали тише. Потом человек просто прислонился к ней и начал всхлипывать. Тихо так. Будто маленькая девочка проснулась от кошмара и в полудреме тихо плачет. Человеку на вид было лет сорок, в пиджаке, с легкой щетиной, он больше был похож на преподавателя химии или физики в школе». Последнее предложение явно не на своем месте. Человек ведь прислонился к двери, значит – герой его не видит. Внешность стоит дать выше. И название для этого отличного рассказа, по-моему, неточное. Человек за дверью, просящий о помощи, это не гость. К тому же в финале к герою вот-вот войдут те двое, вот они будут гостями, но незваными.

Дверь вибрирует в финале рассказа «Гость», а в начале следующего, «Крокодил», вибрирует кожа крокодила. Подобного рода повторы – минус.

Такие вот замечания. Рассказы наверняка еще не опубликованы, поэтому тешу себя мыслью, что мои советы помогут сделать их лучше.

Роман Сенчин:личная страница.

Михаил Максимов, лауреат фестивалей «Издано на Алтае» (2019, 2020). Участник семинаров молодых литераторов на Алтае (2018, 2021), семинаров писателей Сибири (Новопичугово, 2019, Новосибирск, 2020, Омск, 2020) Публикации в журналах: Культура Алтайского края, Барнаул Литературный, Огни над Бией, Сибирский Парнас и др. Коллективные сборники: «Между», «Взгляд молодых», «Говори», «Паром». Книги: сборник рассказов «Солёные огурцы», поэтический сборник «Пережи/евать». Живет в Барнауле.

Рассказы МихаилаМаксимова

Коробка с цветными карандашами

Бессонница

Солнце отбрасывает световой хвост и превращается в желтую ящерицу: бесхвостую, с глупо-выпученными глазами. А дальше закатывается за горизонт, прячется, чтобы к утру отрастить хвост заново.

А луна не выделывается – скорлупа вон вся в трещинах. Когда луну снесла звездная птица, то своей могучей лапой случайно повредила поверхность. И вот это яйцо на небе висит, то и дело потрескивая. Птенец внутри проламывает скорлупу и та исчезает, чернеет. То слева, то справа. Год за годом...

Все эти ящерицы, птицы и яйца мне надоели. Я сижу на пике самой высокой горы и каждый раз, как их вижу, плююсь во все стороны. Бывало, как плюну, а у склона появится озеро.

Болтаю ногами – дуют ветра. Кашляю – дрожит земля. Любые мои действия неустанно привносят что-то новое, страшное или прекрасное.

Очень хочется спать, вечная бессонница. Но знаю, день, когда я засну, будет последним для мира.

Вот и сижу, пялюсь на небо, считаю звездных птиц и жду, когда наконец из яйца вылупится птенец. Или ящерица перестанет, как дура, отбрасывать свои золотые хвосты.

Часы

Наступает такой момент, когда человек решает разобрать старые вещи. Они копятся годами, в кладовке, на балконе, на антресолях. Вроде и нужные, когда-нибудь пригодятся, либо просто хранят какие-то воспоминания в себе.

Так я, во время уборки в кладовке обнаружил старый семейный фотоальбом. Тяжелый, в синем бархате с металлическими вставками на углах. Как-то мама мне его отдала, во время очередного переезда – так и остался. Отряхнув альбом от пыли, я погрузился в изучение фотографий: молодые и не очень, знакомые и малознакомые лица людей, всё тонуло в черно-белом оттенке истории моей семьи. Кот тоже с интересом заглянул в альбом, недовольно чихнул и ушел на кухню просить еды. Отложив альбом насыпал ему свежего корма, поменял воду и вернулся к табурету у кладовки. Альбома не было.

Ещё раз восстановил события в памяти перед походом на кухню, нет, точно, оставил его открытым на табурете. Проверил кладовку, коридор и только в зале обнаружил альбом на диване. Всё-таки сам его принес и забыл. Продолжил листать и на очередном снимке увидел папу. На ней отец сидел в коридоре, возле такой же кладовки на табурете и смотрел фотоальбом. Что за чертовщина. Выбежал в коридор и начал сравнивать – даже табурет стоял там, где был на фотографии. Десять минут назад я сам сидел в такой же позе.

Я оцепенел. Холодок пробежал по телу от самых пяток и остановился где-то в затылке. Папа никогда не был в этой квартире. Когда я сюда переехал его уже не было в живых. Конечно советская типовая планировка могла быть одинаковой, но даже обои и люстра были как на снимке. Папе на фотографии было примерно лет 30-35, как и мне сейчас. Что здесь происходит? Я схожу с ума?

Кот вернулся из кухни, запрыгнул на табурет и свернулся калачиком. Перелистнул альбом и на следующем снимке увидел папу уже на диване в зале, с альбомом в руках. Сравнил фотографии и обстановку и обнаружил полное сходство, за исключением одного – на фото не было ковра на полу, и одна из деревянных половиц была сдвинута в сторону, там что-то блестело. Положил аккуратно альбом, убрал ковер и потянул за половицу. Она со скрипом, но достаточно легко отошла в сторону. Внизу блестели наручные часы. Дрожащими руками доставал их – старые, похоже серебряные, без следов ржавчины. На обороте надпись – «Любимому мужу, Никонорову Михаилу». Это же часы моего дедушки!

Никогда его не видел, он умер ещё до моего рождения, воевал. Вернулся в кладовку – на одной из полок лежали документы на квартиру, в том числе старая домовая книга, судорожно перелистывал пока не нашел – в 50-х годах в этой квартире жили мои бабушка и дедушка. Как такое возможно? Я этого не знал, и никто не рассказывал мне об этом.

Вернулся к альбому и переплеснул ещё страницу – на ней ещё молодой дедушка на фоне книжного стеллажа обнимает папу-мальчика, у которого на руках дедушкины часы. Они улыбаются. Больше фото в альбоме не было.

Я отложил альбом. Взял в руки часы, попробовал завести и чудо! Раздалось мерное тиканье и стрелка часов продолжила отсчет времени спустя много лет. Надел их на руку и вспомнил всех: папу, маму, дедушек и бабушек и тоже невольно улыбнулся от теплых воспоминаний. В этот день старых вещей я больше не разбирал.

Дрифт

Суббота. Проснулась, оделась, умылась, позавтракала, убралась. На обед вчерашний суп. Почитала, повязала, посмотрела фильм. Звонок в дверь, открыла: никого. Поздний ужин – макароны и котлета. Уснула под телевизор.

Суббота. Проснулась, оделась, умылась, позавтракала, убралась. На обед вчерашний суп. Почитала, повязала, посмотрела фильм. Звонок в дверь, открыла: никого. Поздний ужин – макароны и котлета. Уснула под телевизор.

Суббота. Проснулась, оделась, умылась, позавтракала, убралась. На обед вчерашний суп. Почитала, повязала, посмотрела фильм, такое чувство, что уже смотрела его. Звонок в дверь, открыла: никого. Поздний ужин – макароны и котлета. Уснула под телевизор.

Суббота. Проснулась. Приснилось, что меня порезали во сне ножом и я, истекая кровью, ползла по улице. Плохой сон. Оделась, умылась, позавтракала через силу, убралась. На обед вчерашний суп. Почитала, повязала, посмотрела фильм, такое чувство, что уже смотрела его. Звонок в дверь, открыла: никого. Состояние разбитое весь день. Поздний ужин – макароны и котлета. Уснула под телевизор.

Суббота. Проснулась. Опять суббота? Вчера была суббота! И тот же сон - приснилось, что меня порезали во сне ножом и я, истекая кровью, ползла по улице. Плохой сон. Оделась, умылась, позавтракала через силу, убираться не стала. На обед вчерашний суп. Книга та же самая, я как будто бы в аду. Знаю, что сейчас будет звонок в дверь, встала у неё перед глазком. Мелькнула тень и я дернула ручку на себя. Напротив, улыбаясь, стоит женщина. Вернее моё отражение, вернее - я! Стало дурно. Моя копия, смеясь, убежала вниз по лестнице. Ужинать не стала. Приняла успокоительного. Не понимаю, что происходит. Легла спать, если завтра опять суббота, то, что мне делать?

Суббота, опять суббота. Та же дата. Во сне я стояла перед зеркалом и несколько раз ударила себя ножом. Себя! Но моё отражение стояло, не двигаясь, а только улыбалось. Потом опять улица и я ползу. Трясет всё утро. Аппетита нет. Надо разорвать этот круг. Вышла в подъезд и жду «себя». Слышу шаги, другая «я» поднялась подошла ко мне вплотную, с той же улыбкой. Нажала на дверной звонок и побежала вниз. Я за ней, бегу и кричу – «Кто ты? Что тебе надо? Стой!» Открываю дверь на улицу и останавливаюсь. Вокруг, на земле везде «я». Ползущая, окровавленная, десятки, сотни. Все ползут к огромной черной дыре, как муравьи. Почувствовала резкую боль в пояснице. Обернулась – одна из моих воплощений, в руках нож. Я упала. Мне осталось только ползти. Ползти вместе со всеми к этой черной дыре. Разорвать круг безумия. Разорвать...

Экскурсовод продолжил:

... уникальность этой картины Иеронима Босха в том, что до недавнего времени мир не знал о её существовании. Картину обнаружили при реконструкции собора святого Иоанна, в котором Иероним Босх занимался росписью створок алтаря. Специалисты относят работу художника к циклу «Блаженные и проклятые», как противопоставление другой работы автора под названием «Восхождение в Эмпирей». И если на первой работе изображены страждущие, устремляющие свой взор к светлому кругу рая, то на этой картине «проклятые», самоубийцы, окровавленные, ползущие к черному центру, входу в подземный мир ада.

Поход за луной

Вышли за полночь. Всю дорогу молчали.

Молчали, когда нависали над водопадом, меж острых скал.

Молчали на привале, в чаще полной ночных зверей, с желтыми глазами.

Молча, один перевязывал ногу другому, после пореза о ядовитый цветок.

Молча, один нёс другого, забросив на плечи.

Час от часу не легче.

До рассвета пара часов, луна чем ближе, тем дальше.

Склон горы сужался, подводя к обрыву, в том месте, где можно коснуться луны.

Первый, который сильней, достал нож и осторожно, бережно вырезал глаза у второго, которого нёс (тот молчал). Положил их в левую ладонь.

Вырезал глаза у себя и немного вздрогнув, погрузился во тьму, но тоже молчал.

Наощупь дотянулся до луны, все четыре глаза подарив.

Луна приняла дары, поглотив их.

Наступил рассвет. Двое молчащих уснули и проспали до следующей ночи.

Луна пришла и двое молчащих прозрели. Теперь они видели всё, что могла видеть луна. Весь мир на этой тёмной стороне Земли.

Двое молчали и улыбались, тонули в красоте ночного мира.

Их поход за луной закончился, а новая ночная жизнь только началась.

Чужак

– Расскажите свою историю ещё раз. – попросил доктор или тот, кто им притворялся. Белый халат, очки, седая борода, вкрадчивый голос и немного отстраненный взгляд – таких «врачей» я только на рекламных баннерах видел.

Я глубоко вдохнул, посмотрел на свои руки – все в складках, в сплошной сетке из синюшных вен. Казалось, будто на тонкие кости неумело натянули кожу. Ненавижу это стариковское тело.

– Я, пожалуй, сразу начну с того момента, когда это случилось первый раз. Утром по пути на работу я споткнулся об трамвайные пути и упал. Дальше темнота. Следующее, что я помню – я уже стою в трамвае у окна. Правда, я – уже не я. Теперь я – женщина-кондуктор.

– Как интересно. – с полным безразличием заметил доктор. – А как вы поняли, что вы женщина?

– Вы сейчас серьезно? Я посмотрел вниз и увидел немного тучное женское тело, на груди висела катушка билетов. В отражении окна я видел кудряшки, очки и вполне себе женское лицо. Я несколько раз пробовал закрыть глаза, чтобы снять это безумное наваждение...

– Безумное. – повторил доктор по буквам, записывая себе что-то в блокнот.

– Но это не помогло. Я закричал! В трамвае на меня все повернулись. А потом какая-то бабка начала тыкать в меня локтем, мол, наркоманка, обилечивай меня. Я в панике бросился к дверям, в новом теле было трудно передвигаться, и в момент, когда двери открылись – я просто выпал на улицу, погрузившись снова в темноту. И когда открыл глаза, я уже стоял на земле. Стоял на четырех лапах!

Первый раз за весь рассказ, брови у доктора удивленно поднялись вверх. Потом он громко чихнул и удивление, вместе с чихом растворилось в воздухе.

– Будьте здоровы. – очень неискренне пожелал я.

– Спасибо. И вам... того же.

Я заметил, как парик «доктора» съехал в сторону. Он сделал вид, что всё так и должно быть.

– В теле собаки было веселее, чем в остальных. А страха не было вовсе. Чутье вело меня куда-то за торговый центр. Возле мусорных баков запах стал сильней. Мне захотелось есть. В эти мгновения я вообще не думал о своем обычном теле, о том, что со мной происходит или кто я такой. Всё человеческое отошло на задний план.

– К хвосту? – спросил доктор и улыбнулся. Неприятно так улыбнулся.

– Можно и так сказать. У мусорных баков я встретил бездомного. Меня не покидало ощущение, что мы знакомы. Он погладил меня и в этот же самый момент я оказался в его теле. Жутковато было смотреть на себя «собаку». Пёс настороженно понюхал мои новые руки и побежал, я пустился следом. У входа в торговый центр я задел молодую пару с ребенком, рухнул на землю. Очнулся уже в теле мальчика, лет пяти.

– Погодите секундочку, мне нужно убедиться, что я правильно понял все эти ваши метаморфозы: мужчина – женщина – собака – ребенок? – спросил доктор.

Всё-таки слушал, козёл.

– Да, всё правильно. Дальше – хуже. В теле мальчика я прожил тридцать лет.

– А вас впредь не беспокоили ваши воспоминания?

– Первое время – постоянно. Но ребенком я плохо удерживал все эти воспоминания. Постепенно они стали размытыми, блеклыми. Чужие люди стали мне настоящими родителями. Я вырос в этой семье, потом закончил университет... женился. И всё было хорошо, пока я одним утром вышел на работу, споткнулся о трамвайные пути... и круг замкнулся. Я оказался в теле старика, вернее в «своем» первом, постаревшем теле. Когда я увидел своё новое отражение в зеркале – я вспомнил всё. И вот я здесь.

– А где вы? – серьезно спросил доктор, постукивая пальцами по столу. Под ногтями была грязь, словно он весь день возился в саду.

– Я здесь! В месте, похожем на кабинет врача. Перед человеком, похожим на доктора. Но вы же вряд ли доктор?

– Нет. Все мы не те, кем являемся. Я не доктор, а вы не старик. – в воздухе повисло неловкое молчание.

– И что же дальше?

– Дальше? – существо достало из кармана смятую бумажку. – Дальше у вас бабочка, камень, пожилая армянская женщина, кит, индонезийский рыбак...

– Стоп. А можно ли все это прекратить? И что это все такое?

Существо улыбнулось своими острыми, как пики зубами:

– Об этом мы поговорим уже на следующем приеме, наше время подошло к концу...

В глазах потемнело. И вот я в саду, такой легкий и прекрасный, парю над цветами.

Новый рассвет

На столе всего два стакана, оба грязные. Стекло когда-то было прозрачным, но теперь покрылось коричневой дымкой. Всё покрылось коричневой дымкой: улица за окном, мои воспоминания, мои желания, мои мечты. Хочется закурить, но я сам себе это запретил. Дым – это отрок огня и пепла.

- Через двадцать минут заседание. – доложил помощник через громкоговоритель на стене.

Ох, уже эти помощники со своими громкоговорителями на стенах. Почему мне нужно что-то напоминать. Моя память, как чистая вода в грязном стакане: наполняет меня и не исчезает, пока стакан вновь не станет полным. Я открыл гардероб, выбрал балахон из красного бархата. Мой любимый цвет. Он мне напоминает маковое поле, которое я видел в детстве. И пусть мои противники через продажные СМИ утверждают, что красный - это символ террора, они сами не видели этого макового поля. Чертовы неудачники.

В круглом зале с трибунами по периметру все места уже заняты. Все в черном. В центре у жертвенного алтаря по левую руку стоит Вице-премьер, справа - Министр обороны и защиты независимости от внешних вторжений (такое название должности нравилось ему больше). Оба худые, в белых балахонах, которые больше на несколько размеров. Под тенью капюшонов торчат острые, хищные носы. Я их различал только по маленьких орденам, висящим в районе сердца: один в форме тернистого венка, второй – треугольник в круге.

Я вступил в центр освещенного круга, поклонился.

- Новый рассвет, новое небо, неокрашенное пеплом. – стандартно поприветствовал собравшихся.

- Неокрашенное пеплом. – ответили хором в зале.

- Новый рассвет, новое время, неокрашенное ложью!

- Неокрашенное ложью!!!

- Новый рассвет, новое сердцебиение... Да не остановится ваше! Начинаем.

В зале все одобрительно хлопнули в ладоши. Белые балахоны у алтаря отступили в тень. Голову резко пронзила боль. Почему-то именно в этот момент мигрень заходит в гости на наше собрание. Это всё от камер и прямого эфира. Сейчас в каждом доме страны, у каждого транслятора люди семьями приклонили колени и наблюдали за нами.

- Много неистовых, нечестивых. – продолжил я. – Завистников и лицемеров. Особенно за границей нашего Великого государства. Взирают на нас с трепетом, страхом. Но их страх — это блеклое неведение. Незнание. Отсутствие порядка в головах, сердцах, душах. Они окрашены пеплом!

- Окрашен пеплом! – ответил зал.

- Окрашены ложью...

- Окрашены ложью!

- Мы – пример. Пример стойкости и здравомыслия. Пример созерцания бездны и умения ею управлять. Мы это докажем всему миру.

Министр обороны и Вице-премьер вышли из тени, держа под руки полуживого человека. Они опустили его на алтарь, сцепили металлические обручи вокруг его ног и рук. Министр достал заточенное мачете в серебряной обмотке из-под балахона. Я положил его на ладони. Головная боль только усилилась, словно виски пронзили сотни игл. Ничего, потом меня отпустит.

- Этот человек нас обокрал. Он брал взятки, врал, как наши враги заграницей. Он покрывал нас своим пеплом, загрязняя воздух. Отбирал наше чистое небо. Замедлял наше сердцебиение. Он нарушил все заповеди.

- Очистить его! Очистить! Очистить! – закричали черные балахоны по всему залу.

- И мы очистим его во имя всеобщего блага. Во имя экономики нравов, технологий и развития. Мы станем выше и чище вместе с ним.

Я занес мачете над жертвой и резким движением опустил лезвие на левую ногу. Потом ещё раз, и ещё... Как много преимуществ у моего одеяния. Человек потерял сознание, но Министр обороны и защиты независимости от вторжений протянул ему пузырек с новым сверхтонизирующим опиоидом. Благо наша наука уже на несколько поколений обошла весь цивилизованный мир, особенно если верить новостям. Человек очнулся, закричал. Сегодня он не отключится до конца церемонии.

- И, как у цветка отрывают лепестки, чтобы убедиться в собственной вере, так и мы утверждаемся в нашей. Не верим?

- Верим!

Три удара и правая нога отлетела за алтарь.

- Не верим?

- Верим!

И рука человека отделилась от локтя.

- Не верим?

- Верииииим!

Вторая рука с хрустом ломающихся костей попала под удар мачете. Человек стонал, словно маленький котенок, которого достали из коллектора. Примяукивал. Наверняка, в знак благодарности за очищение. Потом он затих и закрыл глаза, как все и всегда делали до этого. В зале стало тихо. Казалось, даже не дышали. Минута. Две. И оглушительные аплодисменты.

- И вера наша, и страхи наши. И наш пепел никогда не затмит небо. Ибо мы очистили от скверны нашу землю. Мы принимаем новый рассвет! – на последней фразе я поднял руки к небу и задрожал. Но дрожь эта была от счастья. Мигрень меня отпустила и стало легко, свободно.

- Уведите меня. Заседание правительства объявляю закрытым. – шепнул я министрам.

Как же хочется курить. Но нужно быть сильным, нужно держать своё слово. И слово нации. А грязный стакан не такой уж и грязный. Солнечный свет его меняет, добавляя новые блики и цвета. Новый день – новый рассвет. А следующий будет еще лучше.

Гость

Я его не впустил.

Он колотил в мою дверь ногами, руками, иногда головой.

Ещё он кричал.

Из-за этих криков у меня и не возникло желание его впускать:

- Они хотят съесть мой мозг, засунуть в ухо трубочку и высосать его! Помогите! У них седьмой кластер... если они заберут и мой, их нельзя будет остановить!!! Впустите меня! Впустите!!!

На часах – начало третьего ночи, он наверняка стучался не только в мою дверь. В глазок было видно сорванные номера с соседской двери. Что ты делаешь, когда встречаешь сумасшедшего? Стараешься быстрее уйти, не разговаривать с ним. Что ты делаешь, если сумасшедший пытается проломить своей головой дверь в квартиру? Вызываешь скорую.

- Я вижу вас! Вы включили свет! Я вижу ваш глаз! Я слышу ваше дыхание!!! Помогите! Бум-бум!

Позвонил в скорую, описав вкратце ситуацию, про мозг, какой-то седьмой кластер, получил удивительный ответ: «Будем через три с половиной минуты, не впускайте его, апельсин-два-ноль-ноль». Я, конечно, догадывался что в скорой тоже могут работать психи, но для одной ночи – это уже перебор. Ради шутки засек время.

За дверью стуки стали тише. Потом человек просто прислонился к ней и начал всхлипывать. Тихо так. Будто маленькая девочка проснулась от кошмара и в полудреме тихо плачет. Человеку на вид было лет сорок, в пиджаке, с легкой щетиной, он больше был похож на преподавателя химии или физики в школе.

- Вы их вызвали. – почти шепотом сказал «учитель». – Я это чувствую. Вы... их... вызвали... Радужные придуууут. Радужныее придуууууууууут.

Мне стало жалко этого человека. Его протяжное «придуууууут» - очень напоминало скуление щенка. Маленькая девочка, щенок – в кого ещё способны превращаться сумасшедшие? Запущенный таймер в телефоне отсчитал три минуты девятнадцать секунд, а в подъезде уже послышались шаги.

- Вот и всё... «учитель» повернулся лицом к лестничному пролету и закрыл глаза. – Радужные...

Показались два огромных медбрата, они сразу прижали «учителя» к стене.

- Что же вы убегаете? Ищем, ищем вас. Апельсин-два-ноль-ноль... Уже весь город перепотрошили.

- А вам молодой человек, воспитание не должно позволять за «взрослыми дядями» подглядывать – сказал второй и уставился прямо на меня через глазок.

Мне стало не по себе. Во-первых, от того, с какой интонацией было сказано «перепотрошили», а во-вторых, их глаза переливались всеми цветами радуги. У первого медбрата в руках появилась блестящая трубка. Одним движением он засунул трубку в ухо «учителя» и начал с причмокиванием высасывать жидкость из головы. Я отбежал от двери и стал быстро набирать номер телефона полиции, когда дозвонился, то услышал:

- Апельсин, апельсин, кто-то скушал апельсин! Не стоит беспокоится, а за ложный вызов можно и схлопотать!

Телефон выпал из рук. Я медленно вернулся к глазку. Оба медбрата встали плечом к плечу. Их глаза теперь не просто была радужными, они сияли на весь тамбур подъезда.

Надо было впустить сумасшедшего. Вернее, не совсем сумасшедшего, как оказалось. Они поставили ладони на дверь, и та начала вибрировать.

Щёлк...

Щёлк...

Щёлк...

Три оборота.

Мама всегда говорила закрываться на три оборота.

Крокодил

Агенты из «Croco» провели инструктаж. Они мне периодически будут приносить экспериментальный препарат, я должен фиксировать промежуточные результаты, а лучше всё необычное происходящее со мной. Было не очень приятно вводить первую дозу вещества, шприцов я не любил с детства. В течение часа ничего не произошло. Я ввёл повторную дозу и уснул. Мне кажется препарат плацебо, пустышка.

Я смотрел на свою ладонь. С моим новым зрением я видел каждую линию очень четко. Мне казалось, что линии - это каналы в древнем Египте, по которым двигаются маленькие рыбацкие лодки, и я сижу в одной из лодок, смотрю на свою ладонь и вижу очень четко каждую линию, будто линии - это каналы в древнем Египте, по которым двигаются маленькие рыбацкие лодки...

После третьего дня приема препарата, в ванной я обнаружил послание от брата. На стекле черным маркером было написано: За мной сегодня никто не следил. Брат умер от передозировки три года назад. Его нашли в ванной, скрюченным, иссушенныйм, как осенняя листва. Что происходит?

На стене висел детский рисунок, крокодил глотал солнце, одна из любимых сказок Микки. За окном стало темнее, и кожа крокодила завибрировала. Крокодил глотал моё солнце за окном, рисунок стал заполнять всю комнату и теперь я видел только его и угасающее в пасти солнце. В такие моменты начинаешь верить - сотворение мира случилось из гигантского крокодила. Если бы я был из племени майя, то упал бы на пол в религиозном исступлении. Но я не чувствовал своего тела, комнаты вокруг. Только тьма.

Звонила Лиза. Хочет прийти с Микки проведать меня. Вместо того, чтобы сказать «Я люблю тебя», я послал их к черту. Они куски мяса.

Я смог силой мысли превратить свой матрас на полу, в большую кровать.

Вещество, которое я себе вводил, начало давать результаты по большей части странные, а временами даже пугающие. Меня предупреждали об улучшении всех моих чувств. Я слышу голоса соседей с первого этажа, хотя сам живу на третьем. Один раз я сдвинул стену в сторону, чтобы попасть в туалет. Я никак не связываю последний факт с увеличением физической силы. Я растворил стену, сделал её полупрозрачной, она отодвинулась влево, а затем вернулась обратно. На долю секунды я напугался, но любопытство победило.

Сегодня нужно было идти на работу. Или не надо. Я где-то работаю? Я пошел в парк. Мне кажется, я могу управлять окружающей реальностью. Теперь моя работа – это делать всё что захочу. В парке было сыро и холодно. Пахло мертвой осенней листвой. Запах почему-то напомнил мне мою квартиру. Странно.

Очень хочется пить. Невыносимая сухость во рту. Побежал к крану, но ни в одном нет воды. Отключили. Иду в туалет, снимаю крышку с бачка и как животное лакаю воду и пью, пью, пью. Трясет. Чувствую себя мерзко.

Были небольшие проблемы с поставками экспериментального вещества «Croco», приходили агенты – сказали, что электромагнитные волны от бытовой техники негативно влияют на результаты испытаний, забрали всё, кроме холодильника.

Мне говорили про этот побочный эффект. Мне сегодня снился сон, а потом он перерос в реальность. Я стоял перед витриной магазины одежды и разговаривал с манекеном. Мы говорили о влиянии течения Гольфстрим на миграцию китов в каком-то океане. Бесполый манекен утверждал: разлив нефти в Мексиканском заливе в 2010 году повлиял на течение в целом, что необратимо затронуло всех морских обитателей. Недоказуемый бред. Потом я почувствовал прикосновение к плечу и услышал голос женщины. Она спрашивала всё ли со мной в порядке.

Утром брат оставил новое сообщение на стекле в ванной. Маркером было написано: камень и стекло. Чуть позже я обнаружил разбитое окно на кухне, камень лежал в куче осколков на полу. Зачем он это делает? Неужели завидует тому, во что я превращаюсь?

Не могу вспомнить последний прием пищи. Один, два дня назад. Неделя? Периодические провалы в памяти. Вроде бы приходили какие-то люди. В памяти остались только две тени, одна высокая, другая маленькая, похожая на ребенка. Тени мелькали в комнатах и исчезли. Появляются мысли прекратить принимать «Сroco». Но я всё-таки подписался под это, да и агенты не оставили мне особого выбора.

Сегодня в квартире нашел два прослушивающих жучка. Один был в виде куска засохшего хлеба, другой в виде паука. Похоже, когда я был в очередной прострации, агенты «Croco» приходили ко мне домой. Я даже не удивился, сделать это было просто. Замок на двери был сломан, хоть я и несколько раз заставлял превратиться её в новую, металлическую – силы моей пока не хватало удерживать преобразование долгое время.

Препарата осталось совсем мало. Я всегда боялся уколов (писал уже об этом?), но теперь я боюсь ситуации, когда он закончится, и Агенты не принесут его больше.

День-ночь, ночь-день, день-ночь, ночь-день. Слезы, камни. Дым. Стекло. Песок-сосок. Кто я? Человек? Бог? Дыня? Червяк в яблоке. Выползаю. Сливаюсь с полом. Ползу к балкону. Прогрызаю дырку. Кокон. Крылья. Теперь я бабочка. Лечу к цветнику, разбитому у подъезда. Там меня хватает какой-то мальчик. Чувствую жар от его ладошек. Как в бане. Ублюдок. Рвет мне правое крыло. Вижу лицо мальчика. Да это же мой Микки.

Дереализация. Слово появилось в голове откуда-то из глубины. Что-то там с отрывом от реальности связано. А потом ещё – эйдентизм. Красивое слово. Я знал его значение. Когда-то.

Мне кажется, под кожей кто-то живет. Насекомое.

Я несколько дней спал на кухне, свернувшись калачиком у батареи. Я принимал «Croco» несколько раз, тело отрывалось от пола и парило на уровне люстры, я видел мертвых мотыльков с обратной стороны плафона. Видел очень близко. Если я парю, почему они не могут воскреснуть? И они ожили, завертелись в немыслимом полете, их крылья сияли то красным, то голубым светом. Закручивались в потоке вокруг меня, шурша маленькими крыльями, тысячью маленьких крыльев. Не помню, как это закончилось, но это было прекрасно.

Причина, по которой я спал на кухне, скрывалась в спальне, на кровати. Темно-зеленая кожа, два метра длиной. Долбаный крокодил вылез из картинки на стене и будто бы целую вечность жил на моем одеяле. Очень уж органично он вписался в обстановку – зеленые шторы, полутьма, не комната, а пещера. Он вызывал ужас, и я чувствовал, если подойду к нему слишком близко, он сожрет меня и моё солнце. Потом я заставил его исчезнуть. Я и до этого пытался, но в этот раз получилось. Это заняло много сил, так что несколько часов пришлось сидеть возле стены, не двигаясь. Зато освободилась кровать.

Мне обещали катарсис, а по факту я в заднице. Снился сон. Я с ножом бросаюсь на Лизу и Микки, чтобы вырезать жуков, бегающих у них под кожей. И вроде бы хватаю Лизу за руку, режу ей запястье и вытаскиваю желтых, будто колорадских жуков. Она кричит, Микки плачет. В конце Лиза вырывается, и ударяет меня то ли чайником, то ли утюгом, и я отключаюсь. Мерзкий сон. Но проснулся я почему-то на кухонном полу, с окровавленной головой. Похоже это не...

Я несколько раз «выхлопывался» в окружающий мир. Невозможно подобрать более точного слова. Словно я был шкуркой апельсина, которую сдавили пополам. Мгновенный выброс облака влаги, каждая молекула моего тела, «выхлопывалась» через бетонные стены, уходила на улицу, сливаясь ветром, деревьями, людьми, всем миром. Всепроникающее и проходящее насквозь. Я чувствовал все и сразу. Всех и везде. Живое, неживое, всё и вся.

В голове что-то пульсировало, росло, горело. Я проглотил солнце и теперь сам превращался в солнце. Новая форма рождается, тольк после забвения старой. Наступил момент, когда я открыл глаза и увидел перед собой пасть крокодила. Круг замкнулся. Он пришел за своим солнцем.

Я – есть? Я туман над рекой? Я - прохожий в смешной шляпе? Я - асфальт под его ногами? Я - дым сигаретный? Я - сон? Я - путь? Или свет? Тела нет. Есть только мысль. О чем? Обо всем? Песня в голове звучит, хотя и головы уже нет. Песня без слов и со словами. Инструментов то много, то ни одного. Это не песня. Это мир. Это пространство. Это Вселенная. Это её голос. И она зовет. И я охотно откликаюсь... от-кли-каюсь. Смешное слово.

Из рапорта сотрудника полиции:

В 18.25, после вызова соседей, сообщивших о криках в квартире напротив, наряд прибыл по адресу ул. Восточная, 56, квартира 12. По предварительной информации по данному адресу проживает гражданин (заполнить) года рождения, неоднократно привлекался за нарушение общественного порядка, находясь в состоянии наркотического опьянения. Также (заполнить) года зафиксирован случай нападения гражданина (заполнить) на свою супругу (заполнить) и причинения последней, ножевого ранения легкой степени тяжести. Гражданин (заполнить) находился под подпиской о невыезде до полного разбирательства, так как супруга (заполнить) несколько раз меняла показания, впоследствии и вовсе отказавшись от заявления. По прибытию наряда по вызову было обнаружено предположительно тело гражданина (заполнить) без признаков насильственной смерти. Тело обнаружено в ванной, в положении полусидя. На полу возле ванной распологалось несколько шприцов, предположительно с наркотическим веществом, именнуемым в среде наркозависимых как «Крокодил».

Из отчета Агента «Croco».

Испытуемый прошел семь фаз воздействия экспериментального препарата «Croco». На данный момент зафикстирована седьмая последняя предельная фаза. Испытуемый во многом превзошел все допустимые прогнозные состояния. Видеонаблюдение, установленное в квартире, показало множество фактов воздействия на окружающие предметы, среду, переплетение форм и материй. Во время личных визитов агентов, для передачи новых партий препарата, данные факты зафиксированы и запротоколированы (см. приложение № 7, 11, 12, 45). На отчетную дату решено прекратить испытания вещества, в связи с исчезновением испытуемого. Традиционными способами не удалось установить местонахождение, поиски продолжаются.

Записки о городе на букву Б.

Первая

Сидишь на лавочке возле кофейни, сытый, на солнышке греешься, и так ленно становится, что даже наушники не хочется из рюкзака вытаскивать. Вроде как лишние движения тела нарушат это умиротворение. А тут рядом, на тележке с колесиками, переделанную в сиденье, садится бабушка в красном платке. Ставит возле – коробку под мелочь. В руках у неё балалайка, которая старее самой бабушки выглядит, скотчем перемотанная. И вот начинает она играть, плохонько так, и голоском тоненьким подпевать, а слов не разобрать. Но та мелодия и метафизическая песня, сквозь тебя начинают протекать. Школьники проходят – косятся неловко на бабушку и смеются. Молодые парочки проходят и не останавливаются. А иногда, всё-таки кто-то замрет на полпути, и сам почувствует, как эта песня куда-то глубоко в тебя смотрит. На секунду. Но бояться люди этого проникновения, откупаются мелочью в коробку и идут дальше. А на тебя вдруг тоска такая накатится. Такая тоскливая, как, например, горе какое было у тебя, слезы все уже выплакал и нечем плакать. И вот такое состояние. А солнце такое же яркое и люди улыбчивые кругом, но на душе серость непроглядная поселилась. Докуриваешь сигарету, мелочь находишь в кармане и сам ей кидаешь в коробку, в надежде откупиться. Да только не получается сразу. Идешь медленно и чем дальше – тем громче песня внутри отдается, хотя по законам физическим наоборот должно быть.

Но спустя время, долгое и тягучее - песня отпускает.

Отпускает.

Вторая

Двухэтажки на Потоке – как киты, выброшенные на берег. Дома уже разлагаются: из стен и крыш вываливаются ребра и внутренности. Попал сюда случайно. Переехал из другого города и знакомый предложил дешевый вариант. В двушке – в одной комнате семейная пара, из-за работы почти никогда не видевшие друг друга, в другой комнате мой знакомый и его друг. Спал на полу. Надувной матрас очень любил к утру сдуваться, не смотря на все мои попытки его заклеить. С другой стороны – всех нас к земле тянет. Возле дома был магазин. День через день ходил туда за покупками, пока не услышал в новостях – как двое незнакомцев поругались в очереди, один дождался второго у входа и, пырнув ножом насмерть, сбежал. После этого я предпочитал ходить в магазин через пять домов от этого, хотя прекрасно понимал – смерть если захочет найдет тебя везде, как бы ты от неё не прятался по магазинам, по больницам, по квартирам. Она приходит неожиданно, и ты тем не менее стараешься не участвовать в этой «неожиданности».

Как-то раз в одному из сожителей пришли гости. Три бывших зека. Им нужно было где-то «перекантоваться», «пустить мудя» до тех пор, пока они не решат свои «мутки». Словарный мой запас обогатился, хоть я и отказался принимать участие в попойке, тонкая кухонная дверь позволяла улавливать все тонкости общения этой компании. Посиделки были дикие. Я слышал, как всю ночь на кухне падала мебель, бились в пьяном угаре тарелки и лица. В четыре часа утра я проснулся от тишины и запаха газа. Когда я зашел на кухню или вернее в то, что от неё осталось – я увидел, как зек по кличке Стальной пытается отварить пельмени. Остальных не было, видимо ушли за добавкой. Стальной пробовал разжечь конфорку неработающей зажигалкой. Рядом в кастрюле плавали в холодной воде пельмени. В мягкой форме, сказав Стальному, что ему нужно поспать – я забрал зажигалку. Стальной с мутными, будто у мертвой рыбы, глазами, сел на лавку и закимарил. Я выключил газ, открыл все окна и, дождавшись пока запах газа не улетучится, лег спать. В седьмом часу мне нужно был вставать на работу. Умывшись и заглянув на кухню, я с удивлением обнаружил спящего за столом Стального с недоеденной тарелкой вареных пельменей. Рядом у плиты валялся коробок спичек. В этот момент я осознал, что тот, кто за мной следит наверху, наверняка, и сам в ахе от того места, куда я попал.

Через два месяца я съехал. Сквозь спайсовые трипы, вечерние драки под окнами и странным контингентом в квартире, в качестве гостей. Я знаю, что сожители ещё какое-то время даже делали восстановительный ремонт, на котором настоял хозяин квартиры, но поможет ли ремонт выброшенному на берег киту? Как можно заделать ребра и вернуть высыпающееся органы из нелепых двухэтажек? Зато если меня спрашивают: Правда ли на Потоке так опасно жить? Я отвечаю: нет. А про себя думаю – после такой жизни, многое уже перестает быть таким страшным.

Третья

Маленькие звенящие флакончики, словно колокола, звенят без устали. Какой сегодня день? Месяц? Вроде ещё тепло, но остро ощущается запах разложения, осень близко.

Несколько дней я пребывал в забытье. В заброшенный дом кто-то приходил, люди были размытыми очертаниями, как призраки. Один/одна из них давал/давала мне воду. Влага была приятная: холодом проваливалась куда-то глубоко, туда где я ещё был человеком.

Какой сегодня солнечный день! Я смог выбраться из берлоги - чувство голода сдвигает горы. Трип по знакомым местам - свалка на Чемской, столовая на Зеленке, Бахетле на Горе. Идти тяжело, но на Зеленке поел трёх дневных харчей - организм заработал. На Горе чуть не подрался с дворником. Попал в неудачную смену, но все таки успел прихватить скоропорта, дня на три хватит. Хотел подработать на Втормете, отложил на завтра, сегодня нужно есть и набираться сил.

Сел в закутке у парка, смотрел на желтеющие деревья. Иногда видел людей, знакомые взгляды. Они всегда смотрят одинаково. Будто я дохлая кошка возле подъезда - брезгливо, с отвращением. Раньше на меня так не смотрели. Раньше боялись, уважали, но точно не презирали. Ебанные инвест фонды! В них можно даже душу заложить, не то что имущество, работу, семью, трезвость. Семья... как там Сашка? В Европе надеюсь кем-попало не вырастет. День к концу. Прячусь в берлогу.

Зима тяжелая. Холод проходит насквозь, оставляя только одну мысль - нужно согреться. Сегодня мой мозг перевернуло наизнанку, когда стало понятно, что Хромой, ночевавший с нами в заброшке, уже дня три как помер. И никому не было дела до того момента, пока не вспомнили, что он оставлял нычку. Я представил - себя на месте Хромого. Неужели я также буду здесь лежать? Никому ненужный? Забытый? Сломанный, как детская игрушка?

Сегодня я собрал все свои пожитки и ушёл в ночлежку на Никитинской. Привести себя в порядок - там можно помыться, переодеться в чистое, хоть и поношенное. Конечно, там нужно будет рассказать свою историю волонтеру, ну и хрен с этим. Я уже слишком долго всё держу в себе.

На Никитинской приняли. Я даже всплакнул, когда общался с Лизой. Она сегодня дежурила, милая девочка. Обещали помочь с документами, а пока пристроили в кочегарку. И вот бросаю уголь в топку - смотрю в огонь, и вижу там себя. Будто сжигаю эти несколько лет, а в треске огня звучит музыка. Такая, которая вселяет надежду.

Тр-тр.
Тр-тртр.
Тр-тр.

* Художественные произведения опубликованы в авторской редакции.