«Путешествие Эла». Юрий Козлов о рассказе-притче Ольги Илясовой

«Путешествие Эла»

Юрий Козлов о рассказе-притче Ольги Илясовой

Рассказ-притча «Путешествие Эла» оставляет приятное впечатление. Местами он напоминает такие известные произведения этого жанра, как «Чайка Джонотан» Ричарда Баха и «Маленький принц» Экзюпери.

В простой сюжет путешествия маленького черепашонка Эла за пределы привычного мира автор попытался вложить большой философский смысл. Здесь затрагиваются вечные темы «притчевой» литературы: самопознание, поиск своего места в мире, жажда искренней и бескорыстной дружбы, наконец, возвращение к привычным (ранее не вполне ценимым и осмысленным) ценностям: дому, семье, близким по духу и крови родственным существам.

Автор неплохо владеет языком, умеет писать лаконично и точно. Хороши описания природы, неба, моря, солнца. Манера письма Ольги Илясовой поэтична и образна.

В течение своего однодневного путешествия черепашонок Эл познаёт окружающий мир: на него не обратила внимания равнодушная мышь; его чуть не съела (спас панцирь) большая птица; он не нашёл взаимопонимания с другой (маленькой, суетливой) птичкой; обрёл истинного друга в лице краба. Хотя и здесь не всё сложилось. Краб вместе со своими сородичами должен в скором будущем уйти на другую часть побережья.

Финал рассказа преисполнен философской романтики:

«И Эл начал свою первую собственную вечернюю историю.

– А вы знаете, – сказал он. – Что вы все – части песни Скал? Песни про камни и песок, черепашек и крабов, гальку и птичьи гнёзда с разноцветными пёстрыми яйцами в них, из которых вылупятся маленькие птички? А есть ещё песня Моря и песня Леса...

Эл рассказывал, Ви и Ри завороженно слушали. Ке даже подполз ближе и прижался к Элу. Его глаза восхищённо сияли.

А снаружи шептало и пело Море.

По тёмному небу между звёздами ползла большая Белая Черепаха. У неё была своя песня.

Черепаха ползла к горизонту, куда-то, где все песни сливаются, как реки в моря, а потом становятся одной Песней.

Засыпая, Эл подумал, что он сам – тоже часть этой большой Песни про всё на свете. И это здорово».

Одним словом, рассказ читается легко. Его читательская аудитория – не только дети, но и вполне взрослые читатели. Притчевая литература специфична, и автор твёрдо выдерживает её основные каноны. Другое дело, что рассказ несколько вторичен. Тема самостоятельного путешествия маленького существа в незнакомый, но манящий и опасный мир далеко не нова в литературе. По одному короткому произведению трудно судить о степени одарённости автора и его творчестве. Впрочем, высказанная в рассказе мысль, что любое живое существо на Земле – часть вечной и прекрасной песни Жизни, хоть и не нова, но стопроцентно справедлива.

Прочитать тексты Ольги Илясовой можно по ссылке, а посмотреть интервью с автором можно здесь.

Юрий Козлов: личная страница.

Илясова Ольга Игоревна, (литературный псевдоним – Лори) родилась в России, в городе Саратове. Окончила Саратовский медицинский университет. С 2000 года живёт в Израиле. С детства увлекается сказками, фэнтази и мифологией. Пишет стихи, рассказы и сказки для детей и взрослых.

Рассказ Ольги Илясовой:

Путешествие Эла

Утреннее солнце мягко золотило морские волны, неторопливо касалось теплом ещё прохладного пляжного песка и посылало любопытные лучи в лёгкую молочную дымку над полем. Маленькие черепашки играли в траве на самой границе пляжа, там, где зелёные островки на песке становились гуще и закрывали их с головой.

Дальше трава росла выше и плотнее, она была уже совсем не такой вкусной, как мелкая поросль у песка, и простиралась далеко-далеко, за холмы. В её таинственных тенистых зарослях путников подстерегали страшные опасности, поэтому ходить туда разрешалось только взрослым.

Про опасности родители рассказывали маленьким черепашкам вечерами, когда все укладывались спать в норках, прикрытых густо растущими кустами.

Поле было по одну сторону невысоких разбросанных по берегу скал, а по другую постепенно становилось всё больше песка. Он был жёлтым, а иногда немножко белым, в нем были камешки и ракушки. Песок уходил в Море, в самую-самую глубину, где тоже живут черепахи, но другие. Такие, которые умеют долго и глубоко плавать.

И туда маленьким тоже ходить было нельзя, но черепашки, играя на поляне, иногда замечали вдалеке синюю полоску или белый движущийся гребень. Там всегда шумело и вздыхало что-то большое, как будто огромная черепаха ворочалась, бормотала что-то на разных языках и всё никак не могла заснуть.

В той стороне тоже жили разные опасности, c щупальцами или с зубами. Черепашки плохо представляли себе, что это такое, но по рассказам выходило, что это очень страшно. И они боялись этих рассказов, но каждый вечер просили их снова. Особенно когда небо затягивало тучами, вокруг темнело, а со стороны пляжа начинал дуть сильный ветер и огромная черепаха прыгала, завывала и свистела, как стая совсем сумасшедших чаек.

Но сейчас всех этих страхов не было. Были утро, солнце и свежая зелёная трава, в которой можно спрятаться.

Маленький черепашек Эл сидел под широким листом тихо-тихо, предвкушая, как ищущие его братья пройдут мимо и никто его не найдёт. А потом его спросят:

- Где ты так здорово спрятался?

А он таинственно ответит:

– Я знаю много разных совершенно секретных мест!

Черепашек совсем замечтался, когда внезапно солнечный свет брызнул ему в глаза – кто-то отодвинул лист и радостно закричал:

– Вот он! Он тут! Мы его нашли!

Эл сердито проморгался. Было плохо видно из-за пляшущих в глазах бликов от слишком яркого света, но довольные мордочки своих братьев Ви и Ри он различал вполне чётко.

– Незачем так кричать! – холодно сказал он всё ещё что-то вопящему Ри. – Вы как дети!

– Ага! – радостно сказал Ви. – Мы дети! Давайте попрыгаем со скал в песок! Уу-уух!

«Какой глупый, - с досадой подумал Черепашек Эл. - И ужасно шумный! Нельзя же так!»

Откуда-то сверху раздалось испуганное ойканье, а потом кто-то скатился с песчаного холмика вниз, прямо по кустикам и камешкам и, падая, пнул Эла в бок.

– Ой, – смутился черепашонок Ке, самый младший из братьев. – Прости пожалуйста, я не нарочно! Я не сильно тебя ударил?

Ке выглядел ужасно взволнованным и виноватым и преданно заглядывал Элу в глаза, топчась перед ним и мешая пройти.

Эл очень аккуратно обошёл его со стороны и направился к полю.

В нём медленно закипало что-то колючее и горячее, а во рту было горько, будто он наелся полыни.

Он чувствовал, что обязательно должен сделать что-то решительное. Что-то выдающееся и особенное. Из-за чего сразу станет ясно, что ему, Элу, не место среди таких шумных, глупых и неуклюжих созданий, как эти... эти... дети!

– Эй! – неуверенно окликнул его Ви. – Ты слишком далеко зашёл! Туда нельзя, там опасности!

– Возвращайся! – заволновался Ри.

– Нет! – неожиданно для себя самого отрезал Эл. – Я ухожу. Мне нужен друг. Настоящий друг, понимаете? Смелый, умный и ловкий. Такой, с кем я мог бы поговорить по душам о том, как всё устроено. И я иду его искать!

Эл повернулся, чтобы посмотреть повнимательнее в последний раз на поляну и братьев-черепашек. Ви и Ри выглядели удивлёнными (и это Элу понравилось) и испуганными (на что Эл мысленно презрительно фыркнул). Ке смотрел на Эла с таким ужасом и восхищением, что тот показался сам себе выше и взрослее.

– До свидания! – сказал он голосом, который прозвучал более низко и мужественно, чем всегда. – Скажите маме, что когда я вернусь, то хочу на ужин салат с улитками. И что, может быть, я приведу в гости друга, которого найду. Я пошёл.

И он пошёл прямо в высокую жёсткую траву, которая была гораздо темнее, чем та, что у пляжа. Его сердце билось сильнее, чем обычно, а душа жаждала приключений и общения с тем, кто мог бы его понять.

Черепашек Эл шёл и шёл. Трава вокруг становилась выше и гуще, идти было трудно. Солнце взошло высоко и под травой было сухо и душно. Вокруг что-то шуршало. Летали шмели, стрекотали кузнечики, а один раз мимо прошмыгнула мышь.

– Постой! – закричал ей вслед Эл. – Ты не хочешь стать моим другом?

Но мышь едва глянула на него и, равнодушно махнув хвостиком, нырнула в траву. Её поведение показалось Элу не слишком вежливым и даже в чём-то обидным.

– Ну, как хочешь, – насупился он.

«Скорее всего, – размышлял Эл, пробираясь сквозь заросли травы дальше, – она не очень-то умна. Иначе обязательно заинтересовалась бы тем, как меня зовут, что я тут делаю и зачем. Не каждый день кто-нибудь очень храбрый и решительный выходит в поле, чтобы совершить что-то очень важное! Если она не способна этого понять, вряд ли у меня получилось бы поговорить с ней о серьёзных взрослых вещах».

Подумав так, Эл слегка утешился. Хотя полное равнодушие мыши к его таким интересным делам всё-таки раздражало. Но Эл решил быть выше этого.

Он пошел дальше и вскоре увидел холмик из глины и песка, свободный от травы. «Ага! Сейчас я заберусь на него и осмотрюсь», – обрадовался Эл. К этому времени он устал и запыхался, но всё-таки упорно полез на холмик, потому что такие мелочи не останавливают отважных путешественников.

Эл забрался на самую вершину и осмотрелся.

Вокруг расстилалось целое море травы. Она была зелёной, а иногда ветер пригибал её и гнал серебристую волну. В траве мелькали жёлтые, красные и голубые островки цветов – одуванчиков, маков и какие-то мелких колокольчиков. Над ними деловито вились пчёлы и шмели.

А над всем этим было огромное синее небо. По нему плыли облака, а среди них ярко сияла панцирем Золотая Черепаха – Солнце.

Эл помнил рассказы бабушки о том, как Золотая Черепаха жила тут с самого сотворения всего сущего, а может и того раньше. Она была о-о-очень старой и следила за тем, чтобы всё в мире шло, как положено.

Золотую Черепаху следовало уважать – за то, что она такая старая и за то, что она устроила мир так, что в нём всегда есть вкусные улитки для салата. Поэтому Эл постарался быть вежливым.

– Здравствуй! – сказал он ей, задрав голову, насколько позволял панцирь. – Хороший день, не правда ли?

Именно так мама Эла всегда приветствовала соседок при встрече.

Золотая Черепаха ничего не ответила, но продолжала светить так же ярко, что показалось Элу проявлением доброжелательности и хорошим знаком.

Он снова оглядел травяное море и пожалел, что никто сейчас не видит его, такого красивого и мужественного путешественника, одиноко стоящего на вершине холма.

Эл отряхнулся, чтобы маленький камешек, застрявший на его панцире, скатился вниз.

– Ты останешься здесь, – объяснил он камешку, – чтобы все знали, что я тут побывал! Теперь ты будешь особенным: не просто камешком, а с важным смыслом!

Камешек не возражал быть не просто камешком, а со смыслом. Он улёгся точно в небольшую лунку в почве.

– Я думаю, у нас с тобой взаимопонимание, – сообщил Черепашек Эл. – Мы даже немного похожи чем-то... Если я спрячусь в панцирь. Ты не хочешь быть моим другом?

Черепашек какое-то время прислушивался, даже склонился над камешком совсем низко, чтобы не пропустить ответ. Но тот молчал и лежал неподвижно.

– Я уверен, ты был бы хорошим другом, – печально сказал Эл. – Но с тобой слишком сложно. Может, ты меня слышишь, а может – нет. Может, даже отвечаешь, только я не понимаю, что это ответ. Ты слишком другой. Ничего тут не поделаешь. Но ты мне нравишься, поэтому давай я всё равно буду считать, что мы друзья? Если не возражаешь.

Камешек не возражал.

Вдруг холмик накрыла большая тень. Черепашек Эл посмотрел вверх и увидел крупную птицу, описывающую круги над полем. На её крыльях и хвосте были широкие красивые перья. Было видно, как там, высоко, струится по ним ветер, окатывая их волнами, но не ломая. Такие они были сильные и гибкие.

В каждом движении птицы чувствовались мощь и уверенность. «Какое величественное создание! – подумал Эл, замирая от восхищения. – Вот уж кто не станет зря шуметь, суетиться и говорить глупости! Наверняка с ней ужасно интересно – ведь она так высоко летает и так много видит!»

– Сюда! – взволнованно закричал он птице, чуть не прыгая на месте от возбуждения и от страха, что он окажется слишком маленьким, чтобы его заметили с такой высоты. – Лети сюда! Я хочу быть твоим другом! Ты расскажешь мне, как всё устроено, а я скажу, что думаю по этому поводу! А потом мы пойдём к маме и поедим салат с улитками!

Птица вдруг сложила крылья и начала быстро падать прямо в направлении холмика. Она приближалась со скоростью ветра, и Черепашек Эл очень скоро различил огромный, угрожающе загнутый клюв. Эл разом вспомнил все страшные вечерние рассказы, и его сердце неприятно ёкнуло. Он вдруг подумал, что не успеет в случае чего быстро спуститься с холма и спрятаться в траве. Можно попробовать упасть и скатиться, как Ке сегодня утром. Но не унизит ли это его достоинство? Разве отважные путешественники так поступа...

Птица оказалась совсем близко, и Эл увидел её глаза. Очень странный взгляд – прицельный и удовлетворенный; как если бы птица смотрела на Эла, но видела что-то совсем другое. Элу вдруг стало ужасно страшно. Он вдёрнул голову и лапки в панцирь и, уже съёжившись внутри панциря, подумал, что таким же взглядом его братья смотрят на салат с улитками.

Он зажмурился и постарался не дышать.

Сильный удар клюва о панцирь заставил сердце Эла пропустить пару биений.

Второй удар пришёлся вскользь и отбросил Черепашка далеко в траву.

Птица разочарованно крикнула, и Эл услышал удаляющиеся взмахи её крыльев. Он ещё долго не решался высунуть голову из панциря.

Когда Эл, наконец, оправился от испуга и очень осторожно выглянул наружу, солнце уже не было таким ярким. Золотая Черепаха сползла поближе к горизонту, и свет от её панциря сделал кончики трав рыжими и розовыми.

В животе у Эла громко заурчало.

– Ты голодный? – раздался голос из-за куста чертополоха.

Эл быстро втянулся в панцирь. Но скорее от неожиданности, потому что голос не показался ему пугающим. Такой голос мог принадлежать только кому-то очень маленькому и не слишком опасному. Черепашек выглянул совсем чуть-чуть, одним глазом. И увидел за кустиком странную птичку – маленькую и на длинных тонких ножках.

Эл вдруг почувствовал, что он просто ужасно голодный. После всех этих путешествий, холмов, разочарований и опасностей, он чувствовал, что может съесть целых три обычных обеда сразу!

– А у тебя есть что-нибудь вкусное? – спросил он.

– Да-да-да, – участливо затараторила странная птичка. – Сейчас принесу!

Она убежала в траву на своих тонких ножках так быстро, что у Эла закружилась голова. Он лёг на землю, растянув по сторонам уставшие лапки и положив голову на мягкую труху из сухой травы на земле. И уже почти задремал, но тут вернулась птичка. У неё в клюве извивался серый червяк. Птичка положила его перед Элом.

– Длинный-вкусный-сладкий-червячок! – затараторила она. – Приятного-аппетита!

Эл посмотрел на червяка. Тот был слишком большим и слишком серым. И странно пах. «Может, если бы я был ещё голоднее, я бы решился...» - неуверенно подумал Эл.

– Спасибо! – печально сказал он птичке. – Мне что-то не хочется.

– Как-знаешь, как-знаешь! – ответила птичка и тряхнула хохолком.

– Солнце скоро сядет и станет темно. Мне пора домой, - серьёзно предупредил птичку Эл. – Поле большое и непонятное. Тут слишком много разных созданий и не так-то просто найти среди них настоящего друга.

– Совсем-непросто, совсем! – птичка сочувственно взмахнула коротенькими крылышками и удручённо покачала хохолком.

– Ты очень добрая, – признал Эл. – Но я не могу быть твоим другом. Ты бегаешь быстро-быстро, так что у меня рябит в глазах, когда я на тебя смотрю. А я хожу медленно. И...

Эл хотел добавить гордое «солидно и по-взрослому», но вдруг устыдился. Ему показалось, что птичка погрустнела, и он вдруг испугался, что обидит её.

– И буду тебя раздражать, – нашёлся он.

Птичка задумчиво посмотрела на него и, видимо, в глубине души согласилась.

– Ну, я пошёл, – сказал ей Эл.

– Счастливого-пути, доброй-дороги, доброй-дороги! – протрещала птичка и мгновенно исчезла в зарослях травы.

Золотая Черепаха стала красной и наполовину заползла за горизонт, когда Черепашек Эл вышел на пляж. И понял, что скалы лежат гораздо дальше влево. Оказывается, в густой траве он потерял направление, сделал дугу и сильно забрал в сторону.

Зато в этом месте пляж был гораздо уже, и Эл увидел прямо перед собой Море.

Оно было почти таким же огромным, как небо; синим, и лазурным, и голубым и даже немножко розоватым, с бегущими по нему белыми гребешками волн.

Море рассказывало что-то, вздыхало и бормотало. Черепашку показалось, что он почти различает, о чём оно говорит. Слова ускользали, но их смысл оседал в душе, словно мелкие камешки на песке, когда волна откатывает назад.

Черепашек Эл сидел на берегу и слушал, слушал, пока не сгустились сумерки и на небе не стали одна за другой появляться маленькие сверкающие звёзды.

– Оно поёт... – завороженно прошептал Эл.

– Да, – послышалось из песка совсем рядом.

Эл посмотрел в сторону голоса и никого не увидел. Потом вгляделся внимательнее и заметил усы и глаза на стебельках, торчащие из песка. Через секунду из песчаного холмика выкопался маленький Краб.

– О чём оно поёт? – спросил Эл.

– О разном, – ответил Краб, моргнув сначала одним глазом (задумчиво), потом другим (таинственно). – О стаях рыб, которые движутся совершенно одинаково и одновременно меняют направление непонятно отчего. О лодках и рыбаках, и о сетях, в которых можно запутаться. О китах и китятах. О морских звёздах и кораллах. О глубинах, где ничего не видно и рыбы там плавают с фонариками. А сами они такие страшные, что даже друг на друга боятся смотреть.

– У них большие клювы? – понимающе спросил Эл и вздрогнул.

– У некоторых морских созданий – да, – Краб задумчиво помотал клешнёй. – У осьминогов, например. А ещё клювы у чаек и альбатросов. Про них тоже есть в песне моря. В ней про всякое есть. Про разное.

– А знаешь, – вдруг сказал Эл. – Я ведь сегодня слышал песню Поля. Она про траву, про много-много травы – всякой разной. И про цветы, и про ветер. Про шмелей, и кузнечиков, и мышек. Тоже про всякое.

– Есть ещё песня Неба, – задумчиво проговорил Краб, глядя на звёзды. Его глаза на стебельках двигались вправо и влево, высматривая созвездия. – И песня Леса.

– А это что такое? – удивился Эл.

– Я сам не видел... Вроде бы это как трава, но очень высокая, почти до звёзд. И там наверху по ней скачут белки.

– И не падают? – поёжился Эл. – С такой-то высоты...

– Нет, – заверил Краб. – Они очень ловкие.

Потом Краб замолчал и Эл тоже молчал. Они сидели рядом, а перед ними шумело тёмное море. Где-то далеко, – было уже совсем не видно, где – оно сливалось с ночным небом. Наверху сияли звёзды, а под водой иногда проплывали какие-то смутные тускло светящиеся силуэты, совсем ни на что не похожие.

Эл слушал ночную песню Моря и вдруг почувствовал себя таким лёгким и умиротворённым, что ему захотелось одновременно полететь, как та сильная птица или побежать быстро-быстро, как маленькая странная птичка в траве, или разлиться волной по морю, или ветром по траве...

– Мне кажется, – сказал он Крабу, – что я люблю всякие песни. И большие, и маленькие. Хорошо, что они есть. И что они такие разные. Мне это нравится!

– Понимаю, – сказал Краб.

– Послушай! – Эла вдруг осенило. – Хочешь быть моим самым настоящим другом? – Ты такой умный! И всё понимаешь! И так много знаешь: про Море и Лес, и песни...

Тут Эл запнулся, потому что вдруг подумал, что ему-то самому известно, наверное, гораздо меньше важных и увлекательных вещей, чем Крабу.

– Только не знаю, – смущённо проговорил он. – Будет ли тебе со мной интересно?

Это была неожиданная мысль и совсем не приятная. Эл вдруг сильно смутился и расстроился. Но Краб повернул к нему глаза-стебельки и кивнул.

– Мне очень интересно. Ты мне нравишься, и я хочу стать твоим другом.

– Правда? – Эл так несказанно обрадовался, что не находил слов, чтобы описать свою радость Крабу. Всё было не напрасно, все сегодняшние трудности и опасности!

– Правда, – подтвердил Краб. – Я очень хотел бы быть твоим другом. Но я не могу. Этой ночью вся моя семья переходит на другой пляж, далеко отсюда.

– А-а-а... – жалобно протянул Эл.

Он не знал, что сказать. Ему вдруг показалось, что он знает Краба давным-давно. Что тот уже лет сто его друг. Может быть, они подружились ещё тогда, когда не были черепашком Элом и Крабом; когда-то тогда, когда в мире никого ещё не было, только Золотая Черепаха уже ползала по небу. И ему показалось самым важным в мире, чтобы Краб остался рядом с ним и был его другом.

– А может быть, ты останешься? Ну, понимаешь, не один, а с нами? Пойдёшь со мной, поешь салата. Послушаешь историю на ночь. А потом будешь жить с нами дальше. Мама и папа не будут против, я уверен!

Краб грустно помахал клешнями.

– Моя семья идёт на большой каменистый пляж. И другие семьи с маленькими крабами пойдут туда же. Это очень важно, потому что все крабы с самого начала времён идут туда, когда приходит время малышам стать взрослыми. Тот, кто отказывается идти – теряется. И больше никогда не находит свой путь.

Эл попытался представить, как это. Краб останется с ним, и им будет весело. Они будут разговаривать о важном каждый день. И играть, и есть мамин салат, и иногда немножко путешествовать в поле и по берегу... А может, будет иначе. Может, Краб затоскует по своему пути, тому, по которому идут все крабы с начала времён? И он не сможет играть и не сможет слушать и рассказывать. А будет только сидеть и смотреть в ту сторону, куда ушли все крабы. Туда, где каменистый пляж и где он мог бы стать большим и взрослым, как все его предки до него.

– Иди, – вздохнул Эл. – Что же делать, раз всё так устроено.

– А ты будешь помнить обо мне? – спросил Краб.

– Конечно! – с жаром ответил Эл. – Я всегда-всегда буду о тебе помнить! Давай всё-таки будем друзьями, даже если ты уйдёшь?

– Давай! Это ты хорошо придумал! – согласился Краб и легонько похлопал Эла по панцирю клешнёй.

– Тогда иди! – сказал Эл. – И передай от меня привет каменистому пляжу. Если... хм... Если почувствуешь, что это можно, – деликатно добавил он. В конце концов, пляж, наверное, очень древний и, может, почти такой же невероятный, как море. И кто знает, нужен ли ему привет от маленького черепашка?

– Обязательно передам, – серьёзно сказал Краб. – Я думаю, ему это будет приятно.

И пополз боком в темноту.

***

– Ну, вот, – сказала Мама-Черепаха. – А Папа уже собрался идти тебя искать.

Она как раз смешивала салат из мягкой молодой травы и улиток.

Ви, Ри и Ке обступили брата с разных сторон.

– Ну, как? – громко и беспокойно спросил Ви. – Это надо же! Взять и уйти в поле!

– Где ты был так долго? – присоединился к нему Ри, глядя на брата со смесью любопытства и укора. - Я так волновался, что случайно съел запас ягод из совсем неприкосновенного тайника!

Маленький Ке стоял рядом, прижавшись боком и смотрел снизу вверх на Эла преданно и терпеливо, ожидая рассказа.

В его глазах было то же восхищение, что и утром, только теперь Эл под этим взглядом почему-то чувствовал себя немного... странно: смущённо и чуть-чуть виновато.

Он потёрся боком о панцирь Ке и подумал, что тот ещё очень хрупкий. Удара клювом такой бы не выдержал.

– Я всё расскажу после ужина, малыш, – сказал он и сам удивился, как прозвучал его голос. Спокойно, уютно и уверенно. Как-то... по-взрослому.

Элу стало смешно.

– Над чем это ты смеёшься? – с интересом спросил Ви.

– Над собой! – весело ответил Эл. – Я иногда бываю очень смешным, вам не кажется?

– Не то слово! – подтвердил Ри. – Уж мы-то тебя знаем!

Он и Ви захихикали в своей обычной вредной манере. Но Эл понял, что сейчас это почему-то уже не раздражает.

После ужина они забрались в норку. Ветер раскачивал кусты над входом и приносил с пляжа и с поля солёную свежесть и запахи трав. Неподалёку шумел прибой.

И Эл начал свою первую собственную вечернюю историю.

– А вы знаете, – сказал он. – Что вы все – части песни Скал? Песни про камни и песок, черепашек и крабов, гальку и птичьи гнёзда с разноцветными пёстрыми яйцами в них, из которых вылупятся маленькие птички? А есть ещё песня Моря и песня Леса...

Эл рассказывал, Ви и Ри завороженно слушали. Ке даже подполз ближе и прижался к Элу. Его глаза восхищённо сияли.

А снаружи шептало и пело Море.

По тёмному небу между звёздами ползла большая Белая Черепаха. У неё была своя песня.

Черепаха ползла к горизонту, куда-то, где все песни сливаются, как реки в моря, а потом становятся одной Песней.

Засыпая, Эл подумал, что он сам – тоже часть этой большой Песни про всё на свете. И это здорово.