Мир глазами современного поэта. Литературная премия «Поэзия». Обзор номинации «Стихотворение года»

Мир глазами современного поэта

Литературная премия «Поэзия». Обзор номинации «Стихотворение года»

В этом году премия «Поэзия» вручается в третий раз. На сайте уже опубликован премиальный лист номинации «Стихотворение года». Ровно сто поэтов! Тайное голосование жюри продлится до конца октября, а тем временем можно ознакомиться с работами.

Что волнует современных поэтов? И можно ли создать что-то оригинальное и самобытное в эпоху, когда, казалось бы, обо всём уже сказано не один раз, а все формы испробованы предшественниками? Какие новые образы, метафоры, слова находят поэты для известных тем? Представленные стихотворения объединяет глубокое стремление постичь смысл бытия, найти причины-следствия будничных и переломных моментов, вскрыть боль эпохи. Каждое стихотворение отражает мировоззрение автора и каждое с той или иной стороны раскрывает духовный облик современного человека.

В премиальный лист вошли тексты как близкие к классической традиции, так и экспериментальные, провокационные и эпатирующие. Поэты часто обращаются к верлибру, не избегают исповедальных текстов, монологов и высказываний, которые по своему масштабу ближе к поэме, чем к стихотворению.

Современных поэтов по-прежнему волнует вечный вопрос – «зачем есть жизнь». Ростислав Амелин обращается к образам «Божественной комедии» Данте. Произведение Амелина – это философское стихотворение в прозе, побуждающее читателя задуматься: а не живём ли мы уже в аду? Ведь дьявол «их руками строит новый Ад: земля теплеет, выбросы растут, горят леса, пустыни наступают, погибает фауна и тает вечный лед, вскрывая вирусы, хранившиеся там». Вместе с лирическим героем мы ужасаемся и задаём те же вопросы. Есть ли смысл, цель, в конце концов, оправдание всех этих бедствий? И нет ли в происходящем нашей вины? Но «все, что мы способны делать перед бурей – это рассуждать, зачем она начнется, а когда начнется – сил уже не будет». Амелин написал глубокое стихотворение-предостережение.

Дмитрий Данилов в стихотворении «Немного жаль» подмечает социальные противоречия нашего времени и, нагнетая атмосферу, создаёт картину мира, где противоречия обострены ещё сильнее, и всё же даже в таком мире герой согласен жить, ведь для него совершенно очевидно, что «Я – да, хочу / Этот мир я заранее ненавижу / Но я хочу жить / В этом мире / В этом странном новом мире / Просто потому / Что, как бы это сказать / Лично для меня лучше / Быть, чем не быть». Лучше быть, чем не быть – девиз современного человека.

Елена Баянгулова напоминает о ценности жизни конкретного человека. И когда для двоих жизнь – это «подводное танго», то для сторонних наблюдателей жизнь танцующих «всего лишь какие-то слайды / которые можно прокручивать бесконечно». Баянгулова верно подмечает, что чужая жизнь часто воспринимается как роль статиста, на которую не обращаешь внимания, занятый собой. Пренебрежительное отношение к чужой жизни, прекрасной, как подводное танго, подчёркивается неопределенным «какие-то». Для наблюдателя она именно какая-то, безличная, без подробностей, совершенно неинтересная.

Читая прекрасное лирическое стихотворение Алины Дадаевой о коте, который перерождается розой, мы прикасаемся к непостижимости бытия. Поэт напоминает о том, как легко потерять что-то родное и не обрести его вновь из-за своей слепоты. Алина Дадаева нашла великолепный образ: «На рассвете / человек хоронит на заднем дворе кота, / ожидая его второго пришествия, / но позади кота восемь чёрных жизней, / и напоследок он вырастает у порога / красной розой (всякая роза — / лишь разновидность кота, / от хвоста до шипов)». Интересно, что в кульминации происходит смена стиля и звучит научно-философское высказывание, резко контрастирующее с первой половиной произведения. Для современного автора смена стиля – способ расстановки смыслов.

Александр Переверзин в стихотворении «Попутчик в электричке Москва — Черусти» погружает читателя в безумный мир, где разрываются связи пространства и времени, вместе с героем мы преодолеваем невероятные расстояния. Так кто безумен: герой, путешествующий между психиатрическими лечебницами, или сама жизнь, чья быстротечность граничит с безумием и способна свести с ума того, кто всего лишь хочет замедлить ход времени? Символом быстротечной жизни является образ сливного отверстия в душе. «Мне нельзя мыться. / Если я попаду в сливное отверстие, / обязательно кто-нибудь умрёт. / Попасть в сливное отверстие – / это ужасно». Человек принимает душ каждый день, и каждый день кто-то умирает. Разве это не безумие?

Иван Ахметьев в коротком – всего семь строк – стихотворении сталкивает пространство действительное и пространство снов. Что более зыбко: сон или явь?

Рассуждая о социальных и политических противоречиях современности, о войнах и бедах, многие поэты обращаются к Богу.

Лирический герой Елены Исаевой, ощущая себя изгоем, живущим в Богом покинутой стране, где «дышать боится человек», с мольбой взывает к Всевышнему: «Господи, ведь ты даешь по силам! / Но сегодня каждый – как изгой. / Господи, за что же нас накрыло / Не Твоею Дланью, а другой?» и просит Бога вернуться и защитить: «Снова нас за пазуху возьми?..»

В стихотворении Константина Кравцова рефреном проходят слова «собакам собачья смерть» как символ отчуждённости и жестокости. В финале возникает образ Христа: ««Собакам собачья смерть», – скажет она наверняка / и о нас с тобой. И, вероятно, будет права, / как были по-своему правы / повторявшие то же самое, глядя на трех распятых, / один из которых, как утверждают, / пролил кровь за каждого из несчастных, / в том числе и за того зверя в эсэсовской форме, / и за его зверушку в полосатой робе».

В удивительно светлом стихотворении Сергея Круглова мы ощущаем чудо обретения веры и радость от красоты созданного Богом мира. Отдельно стоит отметить образ осени: «затекает всюду – неумелый мальчик октябрь / закрашивал неосторожно, заходя кисточкой / за карандашный контур прориси». Но такое трепетное, умиротворённое любование красотой Божьего мира скорее исключение для современного поэта, чем правило. Куда чаще возникает мотив разлада с Всевышним и чувство богооставленности.

Елена Михайлик представляет ещё один вариант отношений с Богом. С одной стороны, её героиня, немка, укрывающая евреев, пробует оправдать своё везение и чувствует на себе взгляд, который будто хранит её. С другой стороны, это любопытный взгляд, снимающий кино, «просто огромная рыба / Летает над Берлином, снимает кино». И нет в этом никакого Божьего промысла. Другое чувство, которое испытывает героиня – это стыд за происходящее на земле. «Но хорошо, что это всего лишь рыба, / Которой нет до нас дела. / Хорошо, что Бог не видит, / Что здесь происходит». Через образ огромной рыбы, летающий над Берлином, Михайлик описывает сложное чувство: смесь ужаса, стыда и страха, что удача отвернётся, и надежды, что кто-то наверху всё же сохранит. Это и сомнения в существовании Бога. Впрочем, какая истинная вера без сомнений?

Трогательное, лирическое стихотворение Кати Капович напоминает о счастье и милосердии, которые только и способны перечеркнуть весь прожитый ужас.

Антивоенный верлибр Ольги Брагиной – это и крик против братоубийственной войны, и мольба о мире. «Матерь Божья, ты видишь правду, сделай так, чтобы правда победила / это просьба осколками гранат на земле». Лирический герой просит заступничества уже не у Бога, но у милосердной Матери Божьей.

О судьбе страны и народа рассуждает и Максим Горюнов. Пишет он без пафоса, но искренне и с любовью, очищая образ России от социального и политического налёта и оставляя вечное и непреходящее: «россия станет лёгкими планеты, / местом рождения чистейшего хвойного / кислорода. / русские будут жить в лесу, / как неотъемлемая часть экосистемы, / в одном ряду с медведями, лосями, ершами / и зайцами».

Об отношениях поэта и родины пишет Таня Скарынкина: «вот ты говоришь черновики/ а нет здесь никаких черновиков/ и сроду не было/ для чего они / злые сырые записки / если Маруся отчизна не любит меня?»

Михаил Сон размышляет об образе Сталина. Он охватывает несколько исторических периодов и доходит до времени первобытных племён. Уже тогда существовала идея – умереть за Сталина: «оглянись в глубину веков / острый камень в руке / и ни слов еще ни слогов / а что-то вертится на языке». Поэт создаёт образ вождя, образ идеи, которая с незапамятных времён жила в душе как нечто врожденное и предопределенное.

Исторические, политические и социальные противоречия, которые терзали страну, так или иначе отразились и на истории отдельных семей. Поэтому волнует современных поэтов жизнь и судьба старшего поколения.

Марина Бородицкая вспоминает бабушку, ищет тайный смысл в её детском обещании. «– Десять лет, – говорила бабушка, – десять лет / отдала бы из жизни, чтоб только в гимназию взяли! – / Дело было в «еврейской квоте», известный сюжет: / три процента, не больше, – но бабушку записали».

Обращается к образу бабушки и Анна Голубкова. Для поэта это возможность порассуждать о стране, о прошедшей эпохе, об историческом пути России, подчёркивая противоречия. Жалеет, что «так и не решилась спросить / что она думала о репрессиях / о судьбе моего прадеда / и обо всем что происходило / во второй половине 30-х годов / наверное, оно и к лучшему». Жизнь советского человека предстаёт как бы расколотой на две половины: жизнь с широко закрытыми глазами, когда видишь одно, а другое упорно не замечаешь. Голубкова обращается к одному из самых сложных исторических периодов, которому невозможно дать однозначную оценку.

Григорий Медведев в стихотворении «Дом» соединяет историю семьи с историей страны, а дом становится символом преемственности, памяти и связи. Финальное признание, что семья поселилась в доме «вместо прежних жильцов – / попа с попадьей и их дочек, / чьи имена мы постарались забыть» – звучит как сожаление о том, что такой была действительность, когда одних выгоняли, а других заселяли.

Алексей Кащеев рассказывает о своём деде. Это лирическое стихотворение о детстве с походами за грибами и о человеке, который это прекрасное детство подарил. После смерти деда остаётся только: «но и в этом августе снова приснились мне / все эти белые дождевики как их там сыроежки». И, может, это даже хорошо, что от человека остаются не конкретные воспоминания, а просто тихое счастье.

Поэтов, конечно, волнует не только история, но и наша современность, много пишут и на злобу дня. Это уже упомянутая Ольга Брагина с антивоенным верлибром. Ярослав Головань рассуждает о присоединении Крыма и о свободе воли, о выборе – добровольном и принудительном. Селина Тайсенгирова сравнивает развал современного общества с концом эпохи динозавров. В произведении Тайсенгировой использован интересный приём – перечисление годов рождения. Визуально это написано числами, но если, читая вслух, старательно произносить каждый год, то получается нечто завораживающее, нагнетающее, как список погибших или приговорённых.

Задевает современного поэта и тема отчуждённости, когда близкие люди совершенно неожиданно обнаруживают, что стали друг другу чужими.

Это ёмко и точно выражено в коротком стихотворении Валерия Леденёва, а читателю даётся возможность прочувствовать ситуацию. Тут важно помнить, что искусство – в некоторой степени сотворчество писателя и читателя. И когда автор затрагивает знакомую читателю ситуацию, читатель включается в текст.

Внезапно двое друзей становятся чужими друг другу, и боль от этого открытия выражена в откровенном и смелом монологе Марии Малиновской. Поэт не просто предлагает читателю соприкоснуться с частным миром души её героини, а буквально окунает в омут негодования, ярости и недоумения. Текст этот тоже на злобу дня, в нём отражены недавние события в Беларуси.

Искреннее стихотворение Али Кудряшевой «Золото» показывает поразительную способность почувствовать чужую жизнь, полюбить тех, кого не знаешь. «А я стою и твержу как молитву, мантру, / Храни меня от беды, трёхлетняя Марта, / С волосами, как солнце, которое скрылось за горизонтом. / Как золото, которого я не видела никогда».

Филипп Николаев находит новый образ для разговора о силе любви и подчёркивает, что только тот, кто смотрит широко, готов к принятию даже самого фантастического и невероятного, знает настоящую любовь. Это образ жителя Индии, который женился на крысе, ведь в неё переродилась его умершая жена. ««У неё были глаза и нос моей жены», – / говорит г-н Басу, сразу / и без малейшего сомнения осознавший, / что это она».

О духовных ценностях пишет Андрей Сен-Сеньков: «может он и не самый умный / зато откровенный». Для хрупкости любви находит горький образ Евгения Суслова: «Ты израстаешься в хрупкую форму на моих глазах, и я протягиваю руки, / искусственные, как и облако твоего тела, собравшего память воды и песка, / в которых отразилось предсмертное пение всех систем, тяготеющих и / меняющих линию связи. / Я открываю глаза и упрощаю их, чтобы, прикасаясь к твоему имени, не / перейти границу и тебя обнаружить». Так трепетно героиня относится к своему возлюбленному.

Отдельно стоит остановиться ещё на некоторых образах.

Например, Татьяна Бонч-Осмоловская в верлибре «чтение по коре», написанном без знаков препинания, что заставляет читателя медленно вчитываться и самому находить и расставлять акценты, ставит в один ряд образ личинки эвкалиптовой бабочки, грызущей дерево, автора, который и есть эта личинка, и текст, который появляется, когда «когда слой старой коры отпадает». И всё это намного глубже, чем простое сравнение. Поэт стремится дойти до сути механизма коммуникации, понимания, чтения. «приблизившись к пониманию речи / без семантического содержания пост-семантический стиль / безъязыкие существа не могут представить вербально / ход мыслей читающего течение речи жар страсти аргументы истца». Это уже художественно-научное исследование.

Мария Степанова представлена в премиальном листе провокационным стихотворением «Девочки без одежды», которое повествует о девчачьей доле, о неизбежном первом интимном опыте. Текст построен через сплетение и повторение мотивов дерева, яблони, яблок, которые являются метафорами девичьего тела и того, что может с ним происходить.

Ирина Котова в стихотворении «десять неегипетских казней» переносит библейский сюжет в современную действительность. Один из самых сильных образов в седьмой казни (гром молнии и огненный град): «пожилой доброволец украинской армии / помогает русской матери в поисках сына / он сам закопал его месяц назад / на украинском картофельном поле / …. / когда начинается артобстрел / мужчина накрывает женщину своим телом / тулуп на его спине рвётся / в нескольких местах».

ИЯ КИВА создаёт прекрасную метафору: «это лето – тёмный раскачивающийся коридор / времени, нависающего над горной рекой».

Часто авторы премиального листа вступают в диалог с поэтами прошлых эпох. Так, Кира Фрегер полемизирует с Николаем Гумилёвым. Для создания образа человека XX века она соединяет образы из стихотворения «Жираф» с маркерами другого времени. Никита Сунгатов уже названием «Подражание Вл. Ходасевичу» отсылает нас к творчеству другого поэта, а в тексте звучит известное ахматовское «Мне голос был», который, соблазняя, призывает героя быть как все, но поэт голосу не внимает. Григорий Аросев обращается к образу Владимира Набокова, Александр Кабанов использует образы персонажей английской писательницы Агаты Кристи.

Часто стихотворение – это поток сознания, на героя налетают стаи образов, воспоминаний и мыслей, и всё это показывает тонкое устройство души и памяти. Таково стихотворение Лиды Юсуповой «поставьте в Петрозаводске памятник педофилу».

Сильная исповедь о потере близкого человека – матери у Дениса Безносова: «каждое утро подбирая нужные слова / язык теряет дар речи».

В стихотворении Марии Галиной «Горьенна» смешиваются два пласта повествования, потустороннее и обыденное: поток сознания, размышления о бытии, череда мелькающих образов и реальная встреча двух адвокатов за бокалом вина с видом на море. «Но слушай, вот-вот он треснет, / кокон общей судьбы / каждый из нас убит. Каждый из нас воскреснет».

Произведение Андрея Черкасова – поток сознания, текст, в котором переданы ощущение шаткости, неустроенность, неуверенность в завтрашнем дне как состояние человека нашего времени: «в этом году я думаю, / что всё будет в порядке, / а потом я думаю, / что это не так».

Стихотворение Ирины Ермаковой – настоящее заклинание, призыв, камлание, что-то древнее и первобытное в нём звучит, и ждёшь преображенья мира.

Андрей Жданов пишет стихотворение в прозе «Четырнадцать татуировок капитана третьего ранга». Выбор татуировок и мест их расположения неслучаен. Это шифр, в котором сокрыта жизнь человека:

«Если поднести лупу, можно суметь прочитать, что человеку хочется кричать на весь мир, чтобы суметь рассказать о том, что он был обманут и предан самым близким, родным человеком, и он сожалеет, что никогда не будет услышан.

Татуировка перемещается по телу, пока капитан дышит».

Современные поэты каждый своим, неповторимым голосом говорят о боли нашего времени: о политических и социальных противоречиях, отбирающих уверенность в завтрашнем дне, о любви, потерях и отчуждённости.