Лёд и пламень
Иван Родионов о книге Андрея Гуртовенко «Цельсиус»
Обыкновенно считается, что в рецензиях следует избегать «якания». И не писать от первого лица. Иногда это уместно, но сейчас, как понимаю, по-другому просто не получится. Дело в том, что меня обманули, причём трижды. Аннотация, я сам и, наконец, автор. И - в последнем случае уж точно - я очень рад этому.
Версия 1
Читаете ли вы аннотации к книгам? Я - почти никогда. Книгу, которую хочешь прочесть, обычно, что называется, ведёшь: тебе известен автор и его стиль, ты прочёл рецензии и развёрнутые отзывы... Но иногда бывает, так сказать, дебютное знакомство с писателем, и тогда перед прочтением книги взгляд волей-неволей зацепляется за аннотацию.
Бывает по-разному, но так - очень редко.
Из аннотации к роману Андрея Гуртовенко мы узнаём, что речь в нём пойдёт о высокомерной и холодной красавице Жанне Борген, которая однажды... что бы вы подумали? Правильно, влюбляется. Влюбляется так, что «ледяные кристаллы у неё в груди вибрируют и плавятся от одного только его взгляда». А ещё, гласит аннотация, эта книга - «доказательство того, что настоящая любовь существует».
Слава Богу, я не поверил аннотации и книгу прочёл. И, к счастью, она про другое, по-другому и о других. Никогда не читайте аннотации!
Версия 2
«Он». Рассказчик по имени Никита, молодой драматург, эгоист и, если так можно выразиться, «полунеудачник». Именно ему автор предоставляет право «ходить первым» - открывать повествование. Он интересничает, «загибает» и вообще старается изъясняться «красиво» («подготовка к вечернему выступлению уже проступила испариной на бугристой лысине помрежа», «я написал бесцветными чернилами из желчи и слёз» и т.д.). Поскольку повествование ведётся от первого лица (а впоследствии - от различных первых лиц), витиеватый слог начинает несколько настораживать. Думаешь: прекрасно понимаю, дружок, отчего твоя вторая пьеса не пошла. Однако читателю не стоит опрометчиво допускать систематическую ошибку выжившего школьника: рассказчик - это не автор, что, во-первых, важно, а во-вторых, мы и сами вскоре в этом убедимся. Наконец, и рассказчик станет совсем другим человеком.
«Она». Жанна, преуспевающая бизнес-вумен. И тоже ведь не самый приятный персонаж: логично-сухая и при этом (вот здесь аннотация не обманула) высокомерно-язвительная. Её фамилия - Борген, что переводится с датского как «замок» (с ударением на первую «а», но и если б на вторую - тоже подошло бы). И снова всё от первого лица.
И тут начинаешь по-хорошему удивляться (немного предсказуемо удивляться: ага, я так и думал, что всё не так просто!). Автор смог дать не просто характеры, но речь, слог, бразды правления книгой двум абсолютно разным персонажам. Они настолько не похожи друг на друга, так по-разному мыслят и пишут (и оба, повторюсь, поначалу не вызывают большой человеческой симпатии), что понимаешь: вот она, та самая настоящая полифония. О которой написано много, но в реальности её встречаешь редко.
Итак, перед нами, как мы и догадывались, вовсе не обыкновенная мелодраматическая история о «любви и страсти». А что же тогда?
Например, выясняется, что героям, разбросанным по амплитуде температур, нужно прийти в нормальное состояние - дойти до заветной отметки 36,6 и стать людьми. Недаром Жанна бросает вскользь: «Запустила кондиционер, выставила на нём стандартные 16 градусов» (и впоследствии она температуру именно уменьшает). Стандартные не только для комфортного нахождения в помещении, но и для неё вообще. Недаром и Никиту всё время, как он замечает, «обдаёт жаром» (а в другой раз - «в меня словно плеснули кипятком»).
А затем они просто идут к норме. Не к вялой теплоте, но к балансу. Хотя слово «просто» здесь совсем не подходит - скорее ой как непросто. Толкает героев к необходимому им «температурному сдвигу», конечно, любовь, но не только она - о чём мы ещё поговорим.
Но он, этот сдвиг, неизбежно приводит к трагедии, и потому слишком робкому сердцу, пожалуй, не стоит идти по этому пути - дело может закончиться плохо:
«Не нужно было ничего менять, не нужно. Вода должна замерзать при ста градусах, а кипеть при нуле, но не наоборот. Миру не нужны отрицательные температуры. Никаких минусов, никакого мороза, никакого снега и обледенения. Нужно вернуть на место мою шкалу, нужно сделать её такой, какой она задумывалась, - от ста градусов и до нуля. Кто перевернёт температурную шкалу, тот перевернёт весь мир. Кто контролирует температуру, тот контролирует всё».
Кто рискнёт?
И ещё одно следствие вышеупомянутого - то самое пресловутое развитие персонажей в романе отнюдь не ходульное, нужное лишь для того, чтобы двигать сюжет (как это часто бывает). Оно единственно возможное - по-другому просто не получится, выйдет фальшиво. И к героям в конце концов поневоле проникаешься симпатией, что и неудивительно - это уже совсем другие люди.
Вот такой вот слой - в духе канадского психолога Джордана Питерсона. Но есть и другие.
Отголоски и прошлое - детство, ах, детство! И флэшбеки - кажущиеся практической реализацией мифа о вечном возвращении. О возвращении к себе.
Тотальное отчуждение. Когда горишь или замерзаешь, но никто не замечает. Когда парень весь вечер клеится к девушке, и при этом при прощании не может даже сказать, какого цвета у неё глаза - он пялился на что-то другое. Всё логично: в мире тёплых горе тому, кто холоден или горяч.
Театр. Перевёрнутое время, когда то, что на сцене - настоящее, а то, что в реальности - мнимое. Потому неудивительно, что люди, врывающиеся в нашу жизнь со сцены, при всех своих недостатках так действуют на нас. И не отпускают.
И это я ещё ничего не написал о последней трети романа и финале - сознательно. Если коротко, вас ждут смерть и воскрешение, рай и ад, а также великий переход и самопожертвование. Немного магического реализма. И - Они. Хотя бы ненадолго.
Интермедия. Здесь рецензия должна была завершиться. Но что-то меня тревожило, и я лёг спать. А утром перечитал некоторые отрывки «Цельсиуса» заново.
Версия 3
Хм. Передо мной крепкая жанровая проза. Хорошая история о любви. Старый, почтенный жанр - но и только. Что же - выходит, злосчастная аннотация не обманула? А ошибался, обманывал себя именно я - так сказать, профессиональная деформация, смешанная с любовью к прикладной герменевтике?
Нет. Дело в том, что «Цельсиус» можно прочесть и так, и так. Не вместо, а вместе.
То же, что и с героями, должно происходить и с читателями. С одной стороны, каждый получит то, чего ждал. Богу - богово, кесарю - кесарево. Любительница любовных романов прочтет достойный любовный роман, а злосчастный искатель скрытых смыслов - скрытые смыслы. Правда в глазах смотрящего, как говорится.
С другой стороны, скрыто, подспудно, но всякий читатель получит нежданное, поскольку в романе есть то, чего ты не ищешь, и это обогащает.
Андрей Гуртовенко заботится о всяком читателе - и движется к тому, о чём так долго говорили большевики критики: счастливому союзу боллитры и жанра. Возможно, спасительному для нашей литературы.
Ибо всем нам, чтобы догнать температуру до нормальной (хотя бы в градусах Цельсия), нужны совершенно разные средства.
Роман Андрея можно прочитать по ссылке.
Иван Родионов: личная страница.
Андрей Гуртовенко, родился в Сибири, живет и работает в Санкт-Петербурге. Публиковался в журнале «Урал», в сетевом издании «Топос», в коллективных сборниках рассказов, выходивших в издательствах АСТ и Эксмо. В 2021 году в издательстве «Время» вышел дебютный роман Андрея Гуртовенко «Цельсиус».