Юрий Козлов о рассказе Фирдаусы Хазиповой «Цыганка по имени Аз»

«Цыганка по имени Аз»

Юрий Козлов о рассказе Фирдаусы Хазиповой

Действие рассказа Фирдаусы Хазиповой происходит в Уфе. Время – наши дни. Молодой человек Азат Баширов на новогоднем корпоративе выступает в роли цыганки, которая должна гадать по руке и давать ответы на задаваемые собеседниками вопросы. Однако милого непринуждённого общения не получилось. К Азату обращается учительница истории Роза, поверившая в то, что перед ней настоящая предсказательница. У Розы много лет назад погиб ребёнок, и она до сих пор не изжила эту травму. Она хочет, чтобы «цыганка» объяснила: почему жизнь обошлась с ней так жестоко? Роза изливает Азату душу, переходя со своих личных бед на более широкие обобщения: почему мир несправедлив; почему люди ненавидят и убивают друг друга; ради чего они живут; есть ли выход из замкнутого круга житейских неустройств и несчастий?

Азат в смущении признаётся ей, что никакая он не цыганка. Роза уходит, а он начинает думать о своей жизни – о жене, о том, что они тоже в своё время потеряли ребёнка (неудачные роды), о том, как тяжело потом он и жена выходили из депрессии.

Одним словом, рассказ построен на чёрно-белом восприятии окружающей действительности: да, Новый год, все веселятся, выпивают и танцуют, но за плечами каждого – свои несчастья, беды, тяжёлые воспоминания.

Возможна ли в жизни гармония? Как определить желанную «золотую середину»? Автор не даёт ответа, лишь погружая читателя в судьбы героев, предоставляя ему самому поразмышлять на данную тему.

Рассказ написан хорошим языком, хотя в тексте иногда присутствуют излишние красивости.

«Есть доброе очарование в таких старинных домах, есть некая уютность, домашность, как будто все поколения проживавших в нем наращивали ауру, которая с годами все больше светлеет и начинает озарять и стены из красного кирпича, украшенные белыми контурами краски, и высокие узкие окна, и кружевные наличники». (стр. 2).

Рассказ вполне убедительно решает поставленную автором задачу – «выдернуть» читателя из уютного комфортного бытия, напомнить ему, что мир несправедлив и непредсказуем, что вокруг много несчастных людей, что судьба слепа – в любой момент может ударить любого.

Это вечная тема в литературе. Существует так называемая «рождественско-святочная» проза. Многие русские писатели отдали ей дань. Рассказ Фирдаусы Хазиповой – скорее, относится к «антисвяточному» жанру. В этом плане он состоялся. Не сомневаюсь, что рассказ будет напечатан и найдёт своего читателя.

Можно, конечно, посоветовать автору усилить концовку. В рассказе практически нет действия. Внутренний монолог героя – это хорошо, он всё объясняет. Но эту «плавность» мог бы «сломать» какой-нибудь неожиданный, но обусловленный пережитым героем потрясением поступок. Я не берусь подсказывать, каким он мог бы быть, это дело автора, но, мне кажется, рассказ от этого бы только выиграл.

Юрий Козлов: личная страница.

Хазипова Фирдауса Наилевна, родилась и живет в г. Уфе. Член Союза журналистов РФ и РБ. Заслуженный работник печати и массовой информации Республики Башкортостан, награждена Почетной грамотой Администрации города Уфы. Автор шести книг, в том числе сказочной повести «Морозята и Холодрыга». Публиковалась в журналах «Смена» (Москва), «Бельские просторы» (Уфа), «Зеленый луч» (Астрахань), в московских альманахах «Российский колокол», «RussianBell», «Автограф», «Проза.ру», газете «Истоки», сборниках «Новая формация», «В 21 век с Байроном», «Нить-4» (Лондон, 2020). Лауреат и финалист литконкурсов им. В.Тредиаковского, О' Генри, «Открытая Евразия-2018 и -2019», награждена Почетной грамотой Международной организации «Генералы мира – за мир» (2018), Благодарственным письмом Государственной Думы РФ (2019), Благодарственным письмом Интернационального союза писателей (2020). Дипломант Германского международного конкурса «Лучшая книга года» (2020). Сайт автора.

Фирдауса Хазипова

Цыганка по имени Аз

На семи холмах на семи ветрах в легкой метели сверкает большой город. Его огни плавно опускаются и поднимаются вместе с высокими домами и фонарями, создавая иллюзию вальса под темно-синим звездным небом. Каменный город танцует с ветром ли, с самим собой ли в легкой задумчивости. И, кажется, не метель поднимает легкие вихри вокруг огней, а неслышные малозаметные движения зданий, одноногих деревьев и фонарей вздымают снежинки. Сотни тысяч разноцветных праздничных окон. Можно, не заглядывая в них, догадаться, что миллион жителей за этими городскими благодушными глазами, двигаясь за тюлевыми занавесками, сейчас легко и радостно готовятся к теплому семейному общению после трудового дня.

Азат Баширов, программист в возрасте 32 лет, в дутой синей куртке и вязаной серой шапке, помаргивая от залетающих в глаза снежинок, поднимался от остановки «Монумент Дружбы» вверх по скользкому тротуару. Справа под синим небом, как питон-альбинос, легким полукружьем лежала белая от панциря льда река Белая. Слева в снежной сетке тускло светились позолоченные купола церкви. Позади остался монумент, окруженный фигурами башкирских и русских девушек с одухотворенными лицами.

Пройдя по длинному мосту, проложенному над глубоким руслом исчезнувшей реки Сутолоки, стал подниматься на Усольскую гору. Он шел не домой к жене и трехлетней дочке, а в противоположную от дома сторону.

В пятистах метрах позади него в ту же сторону направлялась Роза, учитель-историк 46 лет. Она жила неподалеку и шла пешком, в черной норковой шубе со стоячим воротником и серой, крупной вязки шапке. Она спустилась со Случевской горы, на которой всеми огнями и иллюминацией полыхал исторический центр, ступила на Троицкий холм. Посмотрела на монумент дружбы с фигурами девушек, хороводом усаженных вокруг стелы, похожей на воткнутую в землю шпагу. Перешла мост и ступила на улочку, круто поднимающуюся вверх.

Эта часть города еще сохранила свой деревянный одно-двухэтажный посадский облик, где некогда ютились семьи ремесленников и другого трудового люда. В дороге, проходящей посредине, угадывалась земляная колея, по которой несколько веков громыхали повозки, а в потемневших стенах домишек застыли отголоски лошадиного ржания и цокот копыт. А сейчас изредка проносились легковушки. На самом верху улицы, разрезая дорогу надвое, за легким танцем снежинок угадывалось светло-желтое здание мечети. На заре новой формации причудливые решения властей превратили синагогу в кинотеатр, а теперь здесь размещалось мусульманское духовенство. Дальше город после небольшого подъема вниз опять начинал пританцовывать вверх до современных высотных кварталов. Но отсюда их не было видно. Поэтому здесь ощущался дух других столетий, вызывая несколько странные чувства. В этом уютном мире, уснувшем в 19 веке, ловишь себя на том, что мысли становятся неторопливыми, и поступь меняется на степенную, как бы в ожидании случайной встречи с солидным партнером-купцом...

Не доходя до мечети, Азат свернул направо. Там в глубине частных домов за серым ребристым забором из профнастила прячется старинный особняк, в который и направляются оба наших героя.

Есть доброе очарование в таких старинных домах, есть некая уютность, домашность, как будто все поколения проживавших в нем наращивали ауру, которая с годами все больше светлеет и начинает озарять и стены из красного кирпича, украшенные белыми контурами краски, и высокие узкие окна, и кружевные наличники. Все ласкает душу и взгляд.

Азат прошел в открытые ворота, пересек просторный заснеженный двор и, потопав ботинками, стряхнув снег, вошел в высокие стеклянные двери.

У порога его приветствовал Дед Мороз с круглым лицом и депутатским значком на красной шубе. Они тепло поздоровались. Депутат тряхнул красным мешком в руке, Азат весело показал на свой объемный пакет. Это был молчаливый радостный обмен паролями. «Да, я буду в маскарадном костюме, - предупреждал Азат. – Так что готовь призы».

За спиной Деда Мороза в конце длинного коридора мишурой и разноцветными гирляндами искрилась елка. Пахло зимним салатом, мандаринами и тем смешением разнообразных запахов, которые присущи большим застольям.

Три дня назад Азату позвонила Надежда и безапелляционным тоном заявила:

- Будешь на новогоднем вечере цыганкой. У тебя глаз с чертовщинкой, ты обаятельный и необычный, и одеяние тебе будет к лицу.

Спорить он не стал. Да это невозможно. Надежду все слушались. Ее душевности, человеческому обаянию никто не мог противостоять. Она обладала замечательным свойством собирать вокруг себя интересных людей. Поэтому на вечера в общество дружбы народов приходили с удовольствием.

Азат с усмешкой назвал себя цыганкой Аз и стал подбирать костюм. Сложнее всего было найти юбку, потому что широкие цветастые макси давно никто не носил. Но как человек обязательный, конечно, расстарался и все нашел...

Он свернул по коридору направо и наткнулся на председателя общества Надежду Селезневу. Ее полноватая фигура, бледное лицо дышали энергией и жизнерадостностью. Позже, когда застолье будет в разгаре, она предпочтет быть в тени, сдать бразды правления другому. Ее крупные веки немного прикроют глаза, она будет казаться вялой. Большинство знали, что ее энергия, выплескиваясь на подготовку мероприятия, обзвон участников, обдумывание сценария, оформление комнаты и множество других неизбежных проблем и забот, на самом мероприятии сходила на нет, и старались дать ей возможность посидеть за столом спокойно, ни о чем не заботясь.

Надежда привела его в небольшую комнатку с тремя столами, два из которых были пусты. Третий завален компьютерами, мониторами, клавиатурами, стеклянными игрушками, масками зверей, одеждой.

Азат переоделся в новогодний костюм, взглянул на себя в зеркало. На него смотрело знакомое овальное лицо с узкими карими глазами. Нижняя припухлая часть лица, пухлые губы, макияж и одеяние превратили его из обычного парня в брутальную даму. Он себе понравился, и, позвякивая дешевой бижутерией на руках, пошел в дальнюю комнату, откуда доносились запахи застолья, слышались разноголосье и смех.

Столы занимали всю комнату. Красные скатерти с белыми тарелками, бокалами, вазами с фруктами напоминали яркую рекламную картинку. Вокруг столов взвихривалась суматоха. Грузинка-предпринимательница торжественно вытаскивала три эксклюзивных торта в картонных коробках; болгарин, молдаванин и туркмен в национальных костюмах ставили на столы домашние вина и коньяки, тут же обсуждая рецепты и достоинства напитков. Учителя, журналисты, инженеры, экономисты, вузовские преподаватели, в жилах которых текла кровь разных национальностей, оживленно переговариваясь друг с другом, делясь новостями, вытаскивали домашние заготовки, магазинные продукты. И все это уже не умещалось на столах и не хватало тарелок. Но как-то выходили из положения, и комната, украшенная вдоль стен сувенирами и поделками разных народов, становилась наряднее самой нарядной елки.

Людей было больше, чем комната могла вместить, поэтому на места проходили боком, без конца отодвигая и придвигая стулья.

Азат сел рядом с журналисткой из республиканской газеты Верой, высокой крупной женщиной с широко расставленными синими глазами и ироничным выражением лица.

- Как дела? Что нового? – это был ее обычный первый вопрос с упором на второе предложение.

- Все, как всегда, - неоригинально ответил Азат, подбирая цветастую юбку, которая норовила разлечься на соседних стульях. – Дочка растет, у жены в школе дети все такие же озорники, родители живы-здоровы, я кручусь на двух работах – ипотеку выплачиваем.

- А что без настроения?

- Мама утром звонила, сказала, что неожиданно умер сосед, с которым очень дружен мой отец, - Азат немного отвернулся, чтоб взять себя в руки. И вновь повернул к Вере лицо. – Не понимаю. Вчера он говорил, что на заводе проходил медкомиссию, и врач, посмотрев на электрокардиограмму, похвалила: «Сердце у вас, как у космонавта». А сегодня он не проснулся. Ему всего 54… было.

- Соболезную, - искренне посочувствовала Вера.

- Не могу представить, - Азат прочистил горло. – Мы никогда уже не поедем втроем на рыбалку и охоту, никогда не услышим его бодрое: «Не дрейфьте, други. Мы еще покажем миру, сколько у нас пороху в пороховнице».

- Да, тяжело терять хороших друзей, - Вера положила ему салат на тарелку. – Держись.

За темными окнами мелькали легкие снежинки. Они, как мотыльки, прилипали к стеклам и с любопытством разглядывали пестрое общество в ярко освещенной комнате. Звучали тосты за старый и Новый год, делились личными событиями и успехами в прошедшем году, пели, читали стихи. Кулинарный конкурс не получился, потому что только зимних салатов было от пяти хозяек, и все были свежи и вкусны. Еда улетучивалась с быстротой, на которую способны только голодные, пришедшие после работы.

Дальние гости рассказывали, как, выйдя на пенсию, уехали жить в Болгарию и как их много там, россиян, и как им хорошо жить в комфортном климате у моря.

Через некоторое время Надежда встала из-за стола и объявила:

- Так, выходим в коридор к елке. Начинаем бал-маскарад, будем оценивать новогодние костюмы. А там, в комнате налево ведет прием цыганка-гадалка. Дипломированный специалист, экстрасенс, несколько лет жила в настоящем цыганском таборе. Ее приглашали даже в наш Белый дом, она им предсказала… Расскажет всю правду. Не забудьте ручку позолотить…

Роза вздрогнула, посмотрела на цыганку, выходящую в коридор, резко повернулась к Надежде, порывисто спросила:

- Правда, она экстрасенс?

- Истинная правда, - не задумываясь, ответила та и продолжила беседу с двумя депутатами Курултая.

***

Цыганка Аз сидела в небольшой комнатке. Она вальяжно расположилась за пустым столом, к которому торцом придвинута приставка-тумба. В коридоре начали водить хоровод, зазвучали смех и возгласы. Впорхнула Вера.

- Пошли к елке, а то без приза останешься.

- Не мешайте, дама, - строго ответил Азат. – Позолоти лучше ручку, и я тебе всю правду скажу.

Они рассмеялись, и Вера, положив на стол пятисотрублевую купюру, смущенно сказала:

- Передай Надежде, пожалуйста. Я на задании была, не успела ничего к столу купить.

С нарочитой важностью цыганка небрежно смахнула деньги в карман юбки. Они опять весело расхохотались.

Вера ушла, а в комнату стремительно вошла Роза, невысокая женщина с печальными серьезными глазами и горестными складками в углах рта. На ее сером свитере левее от синего кулона сохла небольшая желтоватая капля, похожая на след от сока.

- Я давно хотела поговорить с экстрасенсом, - присев на стул напротив, взволнованно сказала она.

Цыганка недоуменно посмотрела на нее. Но ничего не успела сказать, даже подумать. На нее обрушился поток чужого сознания, который ошеломил, а потом почти придавил тяжелым гнетом собственные мысли и ощущения.

- Наверно, сначала о себе скажу, чтобы понятно было, почему я так давно хотела поговорить с настоящим экстрасенсом, - начала Роза. - Живу в однокомнатной, всю жизнь одна. Как-то не получалось с мужчинами. Я поняла, что мне трудно мириться с их недостатками, которые раздражают большинство женщин... Мысли путаются. Ситуация для меня необычная. Я отношусь к категории сильных женщин. А здесь… Вы не подумайте, я не жалуюсь. Я хочу понять ту жизнь, которая вокруг меня в непосредственной близости. Опять отвлекаюсь, не туда несет… Несколько лет назад я потеряла сына во время родов. Я очень хотела малыша. Но он умер. И до сих пор слезы выступают на глаза, когда думаю об этом. Сейчас, подождите, соберусь с мыслями…

- О чем это она? – в крайнем смущении, смешанном с недоумением, думал Азат. – Она что, всерьез сейчас? На новогодний розыгрыш не похоже.

- Живу я на восьмом этаже. Здесь находится шесть квартир. Лет двадцать назад во всех, кроме однушек, жили полные семьи с мужьями, сыновьями. За эти годы что произошло… В 13-ой нормальная семья живет, их единственный сын в 37 лет и муж умерли от рака. В 14-ой – из двух сыновей младший ушел из жизни от передозировки наркотика, муж пил и много курил, умер от инсульта. В 15-ой случилась библейская история: старший сын, уголовник, зарубил топором брата, хорошего парня, от которого никто плохого ничего не видел. Поссорились из-за наследства. Их отец умер от инфаркта. В 12-ой супруги периодически пьянствуют, скандалят, соседка выбегает в коридор иногда окровавленная. Их шестнадцатилетний сын повесился в новогоднюю ночь… Теперь живут на этаже шесть одиноких женщин. Ну кто-то с внуками, снохами живет, это в расчет не берем. Понимаете, когда все это происходит в близком окружении... Почему мужчины не дорожат семьей, детьми, своей жизнью, в конце концов. Откуда в них стремление к самоуничтожению и уничтожению окружения. Кому и за что они мстят? Какое недовольство и против чего копится в них? Почему?

- Этаж и количество квартир четное, - неуверенно сказала цыганка. – Четыре стороны света…

- Я понимаю, сложно ответить. Сейчас, минутку, я попробую сформулировать проблему, с которой к вам пришла. Почему вы молчите все время? Да, вы ждете конкретного вопроса. Минуточку. Я взволнована, расстроена. Извините. Пусть вам это не мешает... Я хочу понять, почему я потеряла ребенка. Почему мне было отказано в такой милости? За что? Я так хотела сына. Но почему жизнь так жестока? Извините, я постараюсь успокоиться. Сейчас… Страшно то, что в общей картине нашего этажа эта потеря в глазах других людей теряет свою остроту. А я десять лет не могу спокойно без слез… Я тогда чуть не лишилась рассудка… Сейчас, подождите, я возьму себя в руки… Меня пытаются утешить примерами из жизни: а вдруг он вырос бы наркоманом, алкашом, бандитом. Говорят, что, может, бог уберег меня от больших проблем. Послушайте, вы – экстрасенс, академию закончили, как вас представили. Только не повторяйте эту чушь. Ну, возможно, не чушь… Ответьте же что-нибудь!

- Извините, - Азат чувствовал себя неловко. В его карих глазах были боль и сочувствие. – Это просто новогодний костюм, розыгрыш. Я не гадалка…

Он поправил шаль с большими яркими цветами, зачем-то погладил ладонями поверхность стола, опустив глаза.

Роза помолчала, пока смысл сказанного доходил до нее. Потом легонько ударила кулачками по столу:

- О господи, да что ж я за балда такая. Должна была догадаться. Ради бога, простите. Наговорила тут. Забудьте. Это прошлое. Все в прошлом…

Опершись о светло-коричневый стол, она медленно встала и вышла из комнаты…

Азат переоделся в свою одежду. С соседнего стола взял яркую маску зайца, надел на лицо и вышел в коридор, где вокруг елки шло веселье. Роза стояла поодаль, смотрела на елочные игрушки, с кем-то разговаривала, улыбалась. Но следы пережитого еще прочерчивали невидимые следы – грустные глаза оставались такими же, горестные складки у губ не разгладились.

- Ты рано переоделся, - сказала Надежда, неся чайные чашки. – Ну приз тебе все равно полагается.

- Представляете, - беспомощно сказал он. – Роза приняла меня всерьез. Все время, пока она говорила, я не знал, как признаться, что обыкновенный программист. И прервать ее было не по-человечески. Но что я мог ей ответить?

- А что случилось?

- Да рассказала сумбурно, все смешала. Что ребенка потеряла. Судьбы соседей вокруг – трагедии с драмой. Тяжело все это было слушать.

- Знаю, горя она хлебнула выше головы. Так я не пойму, с чего она тебе все выложила?

- Она решила, что я настоящий экстрасенс.

- Эх, черт, - Надежда не могла скрыть огорчения и досады. – Моя вина. Она же спросила, правда ли, что ты настоящая гадалка. А я занята была разговором и отмахнулась. Ах, черт возьми...

Остановила проходившую мимо Веру, отдала ей синие с белым узором чашки: «Отнеси». И снова повернулась к Азату, вздохнула:

- Что поделаешь, любого из нас копни и увидишь столько непролитых слез. Выслушать каждую боль ни сил, ни эмоций не хватит. Суета заедает. Это вот речка Сутолока исчезла, испарилась, в землю ушла. А в нашей жизни эта житейская сутолока никогда не уйдет. Да и слова нужные мы растеряли в суете. Не бери в голову. Все проходит, и это пройдет, как мудро сказал Соломон. Время лечит...

Праздник закончился поздно. Чай с тортами сели пить часов в 11 вечера. Часть гостей уже прощались. Оставшиеся вели разговоры допоздна…

***

Роза вышла в тихую морозную ночь. Здесь холм начинал плавное скольжение вниз, а потом от глубокого оврага улицы начинали опять вползать вверх, к центру, яркими текущими струями автомобильных фар. Город возлежал на белой земле, как сытый, равнодушный зверь. Его сотни тысяч светящихся окон насмешливо светились в легкой метели. Слева блестела шершавая ледяная шкура отъевшегося питона – реки.

Роза посмотрела на острые колючие глаза звезд и подумала с глубоким вздохом:

- Пора уже забыть, столько лет пролетело. Бессмысленно искать ответы просто потому, что судьба не обязана отчитываться за то, что происходит с нами. Надо жить, двигаясь дальше, искать силы только в себе самой. Немало было ситуаций, когда приходилось вытаскивать саму себя из горьких переживаний. А эту боль не получается перетерпеть и забыть.

Подавив подступающие слезы, она резко вскинула голову вверх, как бы бросая вызов бездушным звездам и равнодушным глазам окон, твердо сказала себе:

- Я спокойна. Я абсолютно спокойна. Я задвигаю прошлое, как ящик письменного стола, в прошлое... Ну по крайней мере постараюсь.

Она не спеша пошла вниз, обходя скользкие ледовые потеки на тротуаре.

… Азат вышел из уютного особняка в такую же зимнюю ночь. Он не был особо чувствителен, но этот день вывел из обычно спокойного сдержанного состояния. До сих пор он жил, окутанный мягкой теплой оболочкой. Вырос в ровной спокойной семейной атмосфере, где никто не рвал друг другу нервы. Учился, женился – все происходило без потрясений и страстей. А сегодня вдруг обнаружил в душе маленькую слабую точку, которая болела. Но как-то странно болела – незаметно, особо не беспокоила. Эта боль вдруг проявила себя, как внезапно разбуженный крупный зверь, встала перед ним на задние лапы, оказавшись выше его головы. И Азат растерялся. Он не мог понять, почему и из каких глубин возникли внезапные чувства неизбывной вины, даже досады на себя, раскаяния. Он вспомнил те страшные дни, когда через год после свадьбы у жены случился выкидыш. Он тогда не был готов к отцовским заботам, ему было странно думать о третьем члене семьи, непонятном и беспомощном, который, казалось, будет помехой им, еще не познавшим все радости молодого возраста. «Тоже ведь мальчик был», - с удивлением отметил Азат. Жена находилась на грани глубокой депрессии. Ее спасло то, что родные буквально вытолкали ее на работу в школу, которая не давала времени и возможности углубиться в опасный омут переживаний. Но еще долгих шесть лет, пока не родилась здоровая нежно любимая дочка, жена нет-нет впадала в отчаяние. «За что? За что?» - рыдала она. Азат в такие часы терялся, не знал, как ей помочь, что сказать.

А все ли лечит время, вдруг спросил он себя.

Золотистые огни на миг расплылись и исчезли. Он сморгнул слезы. Несколько раз повторил: «Я спокоен, я абсолютно спокоен». Но внутри болела, страдала какая-то часть души.

В одном из ближних окон взметнулась вверх рука. Это мог быть порыв к нежной ласке. Или к пощечине. А, может, к пьяной драке. Или к удару ножом. Как много может быть причин для одного взмаха руки, вдруг подумал он.

Он почувствовал, как из груди рвется беспомощно-страстный крик. И он вырвался этот немой крик, вспоров снежные покровы на деревьях и сбивая звезды, как кегли, прямо в сердитое желтое многоглазье рассерженного зверя:

- Почему? Ответьте же кто-нибудь!

Зимний город вальсировал с самим собой. Легкие метели трепали верхушки синих, светящихся изнутри белым цветом, сугробов.

Каменный зверь спокоен, абсолютно спокоен. Ему нет дела до страстей человеческих...