«Ходить босиком по холодным рельсам…». О поэзии Анны Яблонской (1982–2011)

«Большое видится на расстоянье», как написал безвременно ушедший поэт. И вот ради сохранения хрупкой, стирающейся памяти в 2012 году были задуманы ежегодные чтения памяти поэтов, ушедших молодыми в 1990-е — 2000-е (позже расширили диапазон: «в конце XX — начале XXI веков»). 

Название чтениям «Они ушли. Они остались» подарил поэт и писатель Евгений Степанов: так называлась выпущенная им ранее антология ушедших поэтов. Организаторами стали Борис Кутенков и Ирина Медведева, испытавшая смерть поэта в собственной судьбе: её сын Илья Тюрин погиб в 19. Сразу сложился формат: мероприятие длится три дня, в каждый из которых звучит около десяти рассказов о поэтах, а также доклады известных филологов на тему поэзии и ранней смерти. В издательстве «ЛитГОСТ» в 2016 году вышел первый том антологии «Уйти. Остаться. Жить», включивший множество подборок рано ушедших поэтов постсоветского времени, воспоминания о них и литературоведческие тексты; чтения «Они ушли. Они остались» стали традицией и продолжились в 2019 году вторым томом — посвящённым героям позднесоветской эпохи.

В настоящее время ведётся работа над третьим томом антологии, посвящённом поэтам, ушедшим молодыми в 90-е годы XX века, и продолжается работа над книжной серией авторских сборников.

Теперь проект «Они ушли. Они остались» представлен постоянной рубрикой на Pechorin.net. Статьи выходят вместе с предисловием одного из кураторов проекта и подборками ушедших поэтов, стихи которых очень нужно помнить и прочитать в наше время.

Поэзия Анны Яблонской живо напоминает о том, что поэзия она – т.е. женского рода. Стихи Яблонской проникнуты стихией женственности.

Она выражается в эмоционально яркой созерцательности. В стихотворении Яблонской «Наугад» читаем:

Нужно выстрелить в птицу.

Поэт не высказывается непререкаемо, избегает прямого морализирования. И в то же время благодаря своему противлению всякой шагистике душа поэта по-женски бескомпромиссна.

Птица, позволь и ему проститься с твоими гнездами.

Расцвет творчества Яблонской пришёлся на 1990-е–2000-е годы. Не вдаваясь непосредственно в политику, поэт вторит невидимому пульсу своей эпохи. Женское начало, неотделимое от явления Яблонской, быть может, несколько парадоксально сочетает в себе милосердие и справедливость, востребованные эпохой, полной внутренних борений.

В те годы, когда поэзия Анны стремительно набирала высоту, страну словно шатало между рыночными реформами и стремлением вспять – к железобетонному государственному монстру, оставленному нам в наследие советской эпохой. Иные устремлялись и далее вспять, грезили монархией… Людей лихорадило, бросало из крайности в крайность. В обстановке эклектичной эпохи Яблонская, не размениваясь на копеечную злобу дня, несла в себе ясный и целительный женский логос.

пришла зима…

Птица, с которой прямо или косвенно ассоциирует себя поэт, вызывает в уме совсем неожиданную и, быть может, странную, даже неуместную параллель. Роман Бориса Васильева, написанный давно, в далёком 1975 году и по другому поводу, назывался «Не стреляйте в белых лебедей» – эти слова могли бы стать эпиграфом не только к стихам, но и к жизни Анны Яблонской.

Поэтический бестиарий Яблонской связывается также с таинственным архетипом, знакомым нам по сказке Киплинга «Кошка, которая гуляла сама по себе». Случайно ли, что Анна Яблонская писала не только стихи, но и заявляла о себе в других формах литературы? Она была разнообразной и единой, сочетая самоотверженный лиризм и тонкий изобретательный ум.

Едва ли Яблонская была единственной, кто прямо или косвенно обращался к архетипу кошки, подаренному человечеству Киплингом или, вернее сказать, угаданному Киплингом в неизменной смене эпох. Если конец позапрошлого века сопровождался женской эмансипацией, описанной Тургеневым, то 1990-е–2000-е годы сопровождались волной феминизма (которая продолжается до сих пор). Не вдаваясь в излишнее глубокомыслие, остаётся заметить, что если пору эмансипации знаменовал эпатаж, например женщина могла прилюдно дымить пахитоской, то эпоху феминизма сопровождает иной социальный окрас. Женщина обретает ту природную естественность, которая не понуждает её вести себя вызывающе в обществе, но влечёт до конца быть собой подобно вышеупомянутой кошке Киплинга. Путь кошки располагает женщину к пересмотру старых семейных ценностей и поиску творческой свободы. Разумеется, она в прямом смысле не исключает семьи, но побуждает женщину и в домашнем круге отвоевать себе некое психологическое пространство.

Наша современница, певица Умка (Аня Герасимова) потрясает зал вокальным слоганом: «Отпусти меня ко мне». Это поразительное «Я есть я» или по-немецки «Ich bin ich» нерасторжимо родственно той космической самодостаточности свободолюбивого существа, которая выражается в единой интонации Умки. Она немногословна, но выразительна.

Если Умка, манифестируя свои устремления к себе, идёт путём вызывающего минимализма («Ich bin ich»), то другая Анна – Яблонская, воспевая абсолютную свободу, напротив, воссоздаёт множественные перипетии, бесценные подробности своего зигзагообразного пути – и в противоположность простой интонации Умки играет гранями слова. Случайно ли здесь настоящее время? Умка, по счастию, жива и полна творческих сил, а Яблонская, внезапно покинув этот мир в 2011 году, погостив на земле всего 29 лет, продолжает жить в своих стихах.

Подобно Умке, следуя путём кошки, но предпочитая вербальный строй стиха интонационному ладу, Анна Яблонская пишет в «Спасении»:

нас нет

Если Аня Герасимова интонационно синкретична, то Анна Яблонская избирает замысловатый и несколько парадоксальный смысловой рисунок, неотделимый и от вербальных находок. Даже спасение есть форма несвободы – иносказательно свидетельствует поэт, на ходу рифмуя обстоятельства с обязательствами, вербально обыгрывая своё бегство в таинственное никуда. Яблонская как бы обставляет словами свой необратимый отказ быть пойманной.

Кошка, гуляющая сама по себе, вечно ускользающая красота – вот архетипы поэзии Анны Яблонской.

В стихотворении «Railway industrial» она продолжает свои замысловатые странствия.

желтой насыпью полотняной

Воспевая мелкую гальку – и себя наравне с ней, Яблонская культивирует осколочную эстетику, располагающую к психическим и словесным нюансам внутреннего одиночества – этой расплаты за абсолютную свободу. Она неизбежно побуждает поэта не искать житейской защищённости, исчезнуть в нескончаемых лабиринтах мироздания, уйти, умереть и в то же время вместить в себя мироздание.

Поэт издали предвидит свой трагический финал и говорит о себе в третьем лице, заранее смотрит на себя оттуда:

что эту женщину звали Анной

Своего рода эпиграфом к стихам Анны, где явлено её намеренье ходить босиком, могли бы быть известные слова Высоцкого из его песни «О поэтах и кликушах»: «Поэты ходят пятками по лезвию ножа / и режут в кровь свои босые души». Казалось бы, у Высоцкого реальная кровь, а у Яблонской лишь прогулка по рельсам; но заметим, у Высоцкого страдают души поэтов – метафизическая субстанция, их движение по лезвию иносказательно, тогда как Анна Яблонская буквально испытывает всё, о чём она пишет. И одинокое путешествие по рельсам может завести (и завело!) её весьма далеко.

24 января 2011 года около 16:00 Анна прибыла авиарейсом из Одессы в Москву для получения премии «Личное дело–2010», присуждённой ей журналом «Искусство кино» за новую пьесу «Язычники». Примерно через полчаса, около 16:32 погибла в результате террористического акта, осуществлённого в зале международных прилётов аэропорта «Домодедово».

Страшно об этом думать или тем более писать, но вероятно, трагический финал поэта был внутренне неслучаен, Анна умела ходить босиком не по театрализованному ножу (случайно ли, что Высоцкий всё-таки был актёром?), а по вполне реальным рельсам. Случайно ли, однако, то, что поэзия Анны Яблонской часто вызывает в уме параллели с вокалом? Внутренняя сила и нутряная естественность в поэзии Яблонской определяют словесный космос, за которым угадывается таинственный интонационный лад – первоисток живой речи.

Поэт без приторного ликования воспринимает и мимолётные радости жизни:

я пью еле тёплую воду с осколком лимона

– пишет Яблонская, как никто иной умея сдобрить радость мгновения благородной горечью. Поразителен этот ранящий осколок, который ощущается даже там, где имеется тёплая вода.

В стихотворении «Мне снился дом» поэт свидетельствует о несвободе пребывания в четырёх стенах, дом в стихотворении связывается с другим замкнутым пространством:

в прямоугольник гроба.

Поэт порой не приемлет окружающий мир и проявляет себя в том парадоксально-еретическом русле, о котором безотносительно к Яблонской сказал Евгений Евтушенко: «Без спора с Богом вера однобока».

Яблонская порой пускается в этот бесконечно рискованный спор, индивидуально перифразируя Евангельскую максиму: «Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю» (Мф., 5:5). В «Наследстве» поэт пишет:

в такое чужое пространство

Наделённый женской чуткостью к деталям, поэт не хочет расстаться с детством, которое было ему однажды даровано, даже если жизнь будущего века сулит возвращение в сладостную юдоль прошлого.

Поэтическая вольность и поэтическая ересь присутствуют также в стихотворении Яблонской «Распятие». Поэт дерзновенно приписывает Спасителю такие слова:

Наоборот: подталкивают к краю.

Как христианин автор этих строк не может не возразить поэту и не может не согласиться с ним: общий рай – пространство, подвластное лишь одному Богу. Не случайно литературный опыт мировой утопии (Томас Мор, Кампанелла и др.) шёл в разрез с каноническим христианством. Мечты о всеобщем счастье действительно опасны, если им предаётся человек. Анне Яблонской было бы невозможно возразить, если бы Спаситель был только человеком.

Однако в пределах своего собственного опыта Анна Яблонская художественно последовательна и по-человечески честна. Быть может, в стихотворении «Распятие» она говорит о себе. И говоря о себе, Яблонская сложным опосредованным путём, возможно, соприкасается с Евангельской истиной: Христос реально сходил во ад, и этот духовный факт по-своему располагает к юродивым парадоксам, в которые порой вдаётся поэт Анна Яблонская. Опыт персонального ада в высоком контексте внутренне возможен тогда, когда общий ад уже низвергнут, хотя строки Яблонской, прочитанные вне контекста и в рамках логики, иного могут небезосновательно насторожить.

Поэт ушёл, но стихи его живут до сих пор.