«Какая сила в нас нежна». О третьем томе антологии «Уйти. Остаться. Жить»

Я стараюсь следить за судьбой этого издательского проекта, который мне кажется важным не только для судеб отечественной поэзии, но и всей российской культуры.

Насколько я представляю себе предысторию, сначала были чтения «Они ушли. Они остались», где собирались поэты и читали стихи других поэтов, уже умерших. Это, видимо, было формой помянуть ушедших коллег, чье физическое бытие закончилось («они ушли»), но их стихи по-прежнему живут. После произошла естественная эволюция – стихи, звучавшие на этих чтениях, постепенно перешли в Интернет, а после возникла идея издать антологию лучших стихотворений «ушедших поэтов».

Собралась инициативная группа – Борис Кутенков, Елена Семенова, Николай Милешкин. В 2016 году вышел первый том антологии. Уже тогда было заявлено, что будет не разовый проект, а цикл. В первый том вошли стихи поэтов, которых объединил уход из жизни в постсоветскую эпоху; второй был структурирован по десятилетиям ухода из жизни, 1970-е и 1980-е, последние годы советской истории. Большинство из поэтов, чьи стихи были опубликованы в первом и втором томах антологии «Уйти. Остаться. Жить», при жизни свои стихи опубликованными не увидели. Поэтому особенно важной оказалась находка авторов антологии – подборку каждого поэта сопровождать небольшим эссе, для написания которых приглашали известных литературоведов, публицистов, критиков, – например, про Леонида Аронзона писали Илья Кукулин и Валерий Шубинский, о Николае Рубцове – Светлана Михеева, о бурятском поэте Дондоке Улзытуеве написал Станислав Куняев (он же стал переводчиком некоторых стихов своего героя).

Книгу заметили сразу – и в поэтических кругах, и «просто читатели». Потому что антология стала, безусловно, и мощным мемориальным актом, книгой, сохранившей для нас (вернее, во многом открывшей) неизвестные строки поэтов, и интересным социокультурным явлением.

И вот уже третий том, собравший избранные стихи поэтов, которых объединяет и ранний возраст ухода из жизни, и десятилетие, в котором он случился, – в данном случае 1990-е. Сохранилась и традиция «послесловий», написанных как бы по следам прочитанных стихов. В третьем томе авторами послесловий стали Ольга Балла, Данила Давыдов, Ольга Аникина, Надя Делаланд, Юлия Подлубнова, Евгений Абдуллаев – нетрудно заметить, что теперь чаще о поэтах, ушедших из жизни, пишут тоже поэты. О творчестве Кати Яровой, например, написал Евгений Евтушенко – точнее, размещена его статья о ней, впервые опубликованная в 2009 году в газете «Новые известия».

Есть в этом выборе (когда о поэте пишет другой поэт) какая-то важная правда. Ведь только человек, который сам пишет стихи, может прикинуть на себя судьбу другого поэта, оставившего после себя россыпь стихов, где зачастую нет ни даты, ни названия, недописанные, обнаруженные случайно. Например, о том, что Вадим Мухин пишет стихи, никто не знал – стихи нашли уже после его смерти в 31 год, когда разбирали его конспекты, ноты, тетради.

Что поражает сильнее всего – концентрация трагедий, смертей, чудовищно ранних и нелепых уходов поэтов «поколения 90-х» (а ведь, в сущности, каждый том «Уйти. Остаться. Жить» – это такой «моментальный снимок» очередного поэтического поколения, ограниченного – пусть условно – рамками конкретного десятилетия). Судите сами. Александр Банников – воевал в Афгане, вернулся инвалидом. Макс Батурин, Иева Розе – покончили с собой. Виталий Владимиров – бесследно исчез в 1997 году (кто-то из знакомых говорил, что его зарубили топором). Дмитрий Долматов – трагически погиб в 21 год. Александр Егоров – замерз насмерть в электричке. Александр Пурыгин – погиб, сорвавшись с балкона. Александр Рудницкий – убит в 32 года в апреле 1994 года. Александр Сопровский – сбит автомобилем. Олег Чертов – застрелен наемным убийцей в подъезде собственного дома. Янка Дягилева – утонула (милиция сочла ее смерть несчастным случаем, близкие люди говорят о самоубийстве, хотя и версию насильственной смерти, наверное, нельзя исключать). Марк Белый – погиб под колесами трамвая. Евгений Борщев – погиб под колесами КАМАЗа. Владимир Голованов – сбит электричкой. Ольга Комарова – погибла в автокатастрофе. Илья Кричевский – погиб во время путча в Москве в августе 1991 года, он – один из троих погибших, кому Ельцин посмертно присвоил звание Героя Советского Союза. Артем Пункер – погиб в результате несчастного случая в московском метро. Елена Рощина – застрелена квартирными мошенниками…

Такое впечатление, что поэты 90-х отправились на какую-то войну, где их резали, рубили топорами, сбрасывали с балконов, убивали, убивали, убивали. И это создает определенный мученический ореол над коллективным портретом поэтов, чьи стихи составили третий том «Уйти. Остаться. Жить». На их долю выпало время, когда в стране, переживающей кровавый период истории, меньше всего шансов выжить было именно у поэтов – как у людей с обостренным восприятием, тонкой кожей, хрупкой душой.

И даже переезд в другую страну не становился спасением. Меня поразила судьба уже упомянутой Кати Яровой, которая исполняла под гитару песни на свои стихи. Я никогда прежде не слышал ее песен, не слышал имени Кати Яровой, впервые прочел ее стихи в этой антологии, прочитал эссе Елены Семеновой и Евгения Евтушенко – и в который раз удивился, насколько все же богата наша поэзия такими сильными, яркими, смелыми авторами. Стихи Яровой передают самоощущение человека, живущего в распадающемся Советском Союзе, в них цинизм сменяется отчаянием, желанием сказать что-то важное, пусть даже эти высказывания сегодня воспринимаются как достаточно наивные. Читаешь, читаешь, понимаешь – да, такое можно было написать только в 90-е, новое поколение многого уже не поймет. А потом вдруг – бах, и идут строчки, которые обретают пугающую актуальность именно сегодня, сейчас: «А если окна занавесить / И телевизор не включать, / И не выписывать «Известий», / И «Правду» тоже не читать, / И не смотреть программу «Время» / Про знамя-племя-вымя-семя, / И двери наглухо закрыть – то ведь, ей-богу, можно жить!». Сколько людей сегодня готовы подписаться под этими словами!

Однако я бы хотел сказать не о самих стихах – я, к сожалению, поэзию читаю мало, редко, за происходящим в поэтическом мире не слежу, и вообще – я обычный читатель, вкус у меня массовый, неразвитый, в том числе и вкус к стихам. Поэтому я вижу ценность проекта «Уйти. Остаться. Жить» в другом.

Первое. Составление такой антологии – гигантский труд, и я, прежде всего, хочу поблагодарить составителей и их добровольных помощников за то, что они сделали. Я сам по работе часто занимаюсь архивными изысканиями, изучаю так называемые эго-документы, нередко по работе читаю старые письма, дневники, документы. Я прекрасно понимаю, какой адский труд проделали составители. Даже если ты знаешь имя поэта, тебе нужно пройти невероятно трудоемкий квест. Найти его официальных наследников / друзей / коллег / членов семьи, что само по себе непросто, учитывая, что прошло почти 30 лет. Разобрать автографы стихотворений, которые (дело происходит в 90-е) не хранятся в компьютерных папках, а написаны на пожелтевших листках, в школьных тетрадках, в блокнотах, да еще написаны наспех, с правками, вычеркиваниями, и необходимо извлечь «образ стиха», его окончательный, пригодный к печати вариант. Или раздобыть поэтический сборник какого-нибудь 1993 года, где, как утверждают товарищи, опубликована подборка стихов участника антологии (а ее может там и не быть, память человеческая вещь ненадежная, знаете ли). Отдельная головная боль – найти фото, учитывая, что после поэта могут остаться и выцветшие «поляроидные» снимки, и снятые на советский фотоаппарат «Смена» (качество таких фото было ужасным), то есть надо реставрировать изображение. И еще отдельный квест – это организовать авторов «послесловий», а они люди занятые, то есть опять – дедлайны, нервотрепка…

Второе. Я благодарен составителям антологии как читатель. Потому что благодаря им я обнаружил несколько совершенно поразительных авторов. Замысловатого ростовского поэта Гошу Буренина, чью строку я поставил заголовком этой рецензии. Трогательного и исполненного какого-то скрытого благородства Артура Волошина, после которого сохранилось всего восемь стихотворений. Пасторальные, полные хруста снега под ногами и скрипа санных полозьев стихи Олега Чертова.

Антология составлена поэтами, которые, конечно, лучше меня разбираются в этом жанре, – и я искренне рад, что эти стихи (которые уже практически погибли, еще немного – и их бы уже никто не прочел) обрели новую жизнь, теперь можно купить третий том антологии, открыть, не торопясь прочесть, проникнуться. Это здорово. Антология превратилась в такой коллективный памятник. Я вот не знаю, есть ли подобные проекты в других странах. Что-то наверняка есть. Но из российских кроме «Уйти. Остаться. Жить» мне не приходилось слышать о подобных – и столь эффективных – попытках сохранения поэтической памяти.

И третье – да, пожалуй, и главное. Есть какая-то высшая справедливость в том, что в России нашлись люди, которые на собственный страх и риск взялись тащить такой проект по изданию стихов умерших поэтов. Я сам знаю несколько историй, когда после смерти поэта его родственники, наследники или просто чужие люди, купившие квартиру, где поэт жил, выносили его писания на ближайшую помойку. Я помню, как из одной редакции, где довелось работать, в преддверии ремонта выносили мешками скопившиеся за много лет письма «местных авторов» – и это были стихи, стихи, в основном стихи. Их выносили и сжигали, потому что они никому не были нужны. И поэтому я считаю, что существование такого проекта, как антология «Уйти. Остаться. Жить», расширяет наше поэтическое пространство, добавляет наших поэтам шансов в борьбе с непониманием, безвестностью, забвением. И смертью, да-да, и смертью тоже. В том смысле, что «нет, весь я не умру», и в том, что поэты своих не бросают.