«Его улыбка – месяц». О поэте Евгении Борщеве (1971-1997)

«Его улыбка – месяц»

О поэте Евгении Борщеве (1971-1997)

«Большое видится на расстоянье», как написал безвременно ушедший поэт. И вот ради сохранения хрупкой, стирающейся памяти в 2012 году были задуманы ежегодные чтения памяти поэтов, ушедших молодыми в 1990-е — 2000-е (позже расширили диапазон: «в конце XX — начале XXI веков»). 

Название чтениям «Они ушли. Они остались» подарил поэт и писатель Евгений Степанов: так называлась выпущенная им ранее антология ушедших поэтов. Организаторами стали Борис Кутенков и Ирина Медведева, испытавшая смерть поэта в собственной судьбе: её сын Илья Тюрин погиб в 19. Сразу сложился формат: мероприятие длится три дня, в каждый из которых звучит около десяти рассказов о поэтах, а также доклады известных филологов на тему поэзии и ранней смерти. В издательстве «ЛитГОСТ» в 2016 году вышел первый том антологии «Уйти. Остаться. Жить», включивший множество подборок рано ушедших поэтов постсоветского времени, воспоминания о них и литературоведческие тексты; чтения «Они ушли. Они остались» стали традицией и продолжились в 2019 году вторым томом — посвящённым героям позднесоветской эпохи.

В настоящее время ведётся работа над третьим томом антологии, посвящённом поэтам, ушедшим молодыми в 90-е годы XX века, и продолжается работа над книжной серией авторских сборников.

Теперь проект «Они ушли. Они остались» представлен постоянной рубрикой на Pechorin.net. Статьи выходят вместе с предисловием одного из кураторов проекта и подборками ушедших поэтов, стихи которых очень нужно помнить и прочитать в наше время.

Евгению Борщеву повезло жить в самую героическую эпоху нашей новейшей поэзии – конец 80-х – самое начало 90-х. Он был, несомненно, ее героем и ушел трагически именно как герой, в 26 лет. Учитывая его увлечение рок-музыкой, можно считать, что и он стал членом «клуба 27» – вместе с Янкой, Башлачевым, Кобейном, Моррисоном, Джоплин и много ещё кем.

Всю свою жизнь он прожил на Алтае, который как раз тогда кипел что поэзией, что музыкой (чтобы потом погрузиться на десятилетия в сонное оцепенение). Здесь проводились поэтические фестивали, собиравшие авторов со всей страны – как молодежь, так и мэтров. Среди первых был, например, будущий борец с режимом, а тогда поэт-постконцептуалист Евгений Ройзман. Среди вторых – Тимур Кибиров, Юрий Арабов, Иван Жданов (алтайский уроженец, как известно). Заглядывал в край и ещё один борщевский земляк, Александр Еременко. Благословил группу молодых поэтов с Алтая ещё в 80-х сам Андрей Вознесенский, которого они возвели в чин «Папы российского авангарда». Автор «Озы» ответил прочувственной «Барнаульской Буллой», где, в частности, говорилось:

Барнаульский авангард,
в вас – духовный предугад.
Лапой мирового духа
Благослови меня, Белуха
Паранойей моих булл
Выбираю Барнаул.
По предчувствиям моим,
Барнаул – четвертый Рим.
Аминь.
Пятому не бывать.
Печать.

Ни больше, ни меньше! Борщев был в числе «короновавших» Вознесенского во время его визита на Алтай. И, может быть, слова мэтра в большей степени относились именно к нему – «духовный предугад» можно считать девизом Борщева.

Барнаульские рок-группы были также широко известны в стране – «Теплая Трасса», «Дядя ГО». На фестивали «Рок-Азия» собирались вообще все тогдашние звёзды. Говорю подробно потому, что Борщев варился во всем этом, был активнейшим участником движения. На поэтических фестивалях становился лауреатом, в рок-группах участвовал как текстовик и флейтист... В общем, жил и дышал происходящим. Ни в коем случае его нельзя считать «проклятым поэтом», одиночкой, изгоем. Он был счастлив, он был на своем месте. В общем, как и мы все (я, живя тогда на Алтае, хорошо знал Евгения, хотя входил в соперничающую с «авангардистами» литературную группировку – о, у нас была серьезная литературная борьба! Вспоминать об этом сейчас смешно, но мило).

Когда же все это, к середине 90-х, умерло, Борщев переключился на религиозный и социальный активизм. Вместе с друзьями создал так называемый «театр состояний» «Свет» (попытки перформанса, организация чего-то вроде «коллективных медитаций»). В качестве православного неофита сурово осуждал некоторых своих бывших товарищей, боролся вместе с другими эко-активистами против строительства в горах Катунской ГЭС.... ГЭС не построили. Сам Борщев погиб на горной трассе – шел, говорят, ночью из деревни в деревню (что на него похоже), был сбит грузовиком. Через неделю в лучшем ДК Барнаула состоялся масштабный по местным меркам мемориальный концерт. Было все это в ноябре 1997 года.

Я помню, у нас, варившихся вместе с ним в этом «громокипении», тогда было ощущение, что все – и молодость, и эпоха – закончилось как-то разом. Мы были правы, что тут скажешь.

Фото из архива Владимира Токмакова

Надо учесть, что у Борщева была врождённая травма – что-то вроде ДЦП. Ему даже ходить было сложно, без опоры просто не мог делать этого – но он передвигался на большие расстояния, был всегда в движении, в темпе. Даже из своей травмы он сделал некий артефакт – например, опирался не на трость, а на посох. Сгорбленный, маленького роста, с длинными рыжеватыми волосами, бородой, постоянно мелькающий то тут, то там, Борщев и впрямь выглядел как настоящий Дух Поэзии. Нравился девушкам. По имени одной из них придумал себе литературный псевдоним – Асин, под которым и публиковался.

Вот, кстати, о публикациях. Их не очень много, хотя, как всякий «авангардист» (об этом ниже), Борщев писал отрывками и фрагментами, которых набралось бы на приличный том. Ни одной книги у него не вышло ни при жизни, ни после смерти. Мало Борщева и в Сети. До ее бурного роста он просто не дожил. Остались главным образом публикации в самиздатовских книжках и журналах, да в литературном приложении «Альтернатива» к местной молодежной газете. Кстати, в перестроечные времена тираж и газеты, и приложения достигал чуть ли не ста тысяч! Так что с массовостью у местных молодых авторов было все прекрасно. А сборники Борщеву оформлял лучший молодой художник Алтая Юрий Эсауленко, ненадолго переживший самого Евгения...

Теперь об авангардизме Борщева, да, собственно, и о его стихах. Он был членом местной литературной группы под броским названием «Эпицентр российского авангарда», или просто ЭРА. Ее организатор, ныне здравствующий поэт и прозаик Владимир Токмаков, сумел обеспечить себе и своим товарищам прекрасный пиар в масштабах целой страны (другое дело, что тогда аналогичные группы в изобилии водились много где). В той самой перестроечной «Юности» писалось об авангардистах из Барнаула! Но этот авангардизм был и эклектичным, и непоследовательным. Борщев одинаково осваивал в своем творчестве и Виктора Соснору, и Велимира Хлебникова, и рок-поэтов конца 80-х. Особенно, конечно, близкий и по духу, и территориально «сибирский панк». (В общем, у Егора Летова и Янки Дягилевой есть чему поучиться и сегодня).

Выйду на балкон читать Соснору
Ветер смеяться надо мной станет
Спрячу сердце ночи в теплые ладони
Книга – это волны под расчёской Аси

Как романтично, и, скажем прямо, совсем не «авангардно». А вот что-то, навеянное русским роком (который тоже именно тогда переживал эпоху героев):

Я вышел, заранее зная, что опоздаю
Неся цветок растущий не вверх, а вниз
Моя милая Леди – ты, к удивлению, спишь.

Или ещё:

Кто-то ходит за моей спиной.
Это мой друг
Это не враг. Если он хочет убить меня – значит надо так.

В лучших стихах Борщева появляется тайна. Вот как здесь – в стихотворении «Любовь парикмахера»:

И снится Парикмахеру сон,
будто он дрозд,
и оттого его улыбка – месяц.

Человек самой банальной профессии – и при этом человек, являющийся неким символом насилия (у Маяковского, у Мандельштама и т.п.) во сне преображается в нечто совсем иное. Таинственное, даже неземное, при этом чудесное и мирное.

Ни эстетического, ни политического радикализма у Борщева не было и в помине (хотя в своих принципах – отрицать «мещанский уют» и житейскую устроенность – он всегда шел до конца). Была игра (в том числе игра в «авангард»), немного наивная искренность, раскованность – то, что, считаю, просто необходимо молодому автору (и чего авторы сегодняшние, кажется, так и рождающиеся с философскими верлибрами, начертанными на нахмуренном челе, лишены по собственной воле). Самое лучшее у Борщева – это, пожалуй, именно юношеский романтизм, чистый голос, не смущавшийся заимствованием отовсюду и только выигрывающий от этого.

И поэтому я считаю, что как символ своей романтической эпохи Евгений Борщев, несмотря на трагический и ранний уход, сказал и сделал все, что хотел.

Статья о Евгении Борщеве и его стихи в газете «Вечерний Барнаул», опубликованы через две недели после его гибели (фото из архива Владимира Токмакова)

Евгений Борщев родился в 1971 году на Алтае. Всю сознательную жизнь прожил в Барнауле. В конце 80-х стал заметной фигурой местного литературного процесса благодаря как своим текстам, так и манере публичных выступлений, откровенно эпатажной. На фестивале «Цветущий посох-1» (1989) Борщев получил приз «За левый умеренный авангард». С этого же года выступает и публикуется исключительно под псевдонимом «Асин» (вплоть до 1994 года). В 1989-1990 годы много выступал в различных кафе, учебных заведениях и т.п. Печатался в местной периодике: «Альтернатива» (приложение к газете «Молодёжь Алтая»), альманахе «Город», журнале «Графика» и др. В начале 90-х выпустил несколько самиздатовских сборников (в том числе «Пусть хранит тебя мой ангел», «Мономахова шляпа моя», «Наблюдатель хранит дождь», «Город неразумный»). Тираж каждой книги – 15-20 экземпляров. В 1994 году становится вокалистом, текстовиком и флейтистом дуэта «Эдгар По», а также рок-группы «Русское язычество» и др. Был одним из организаторов фестивалей «Цветущий посох-2» и «Мастерские модерна». В 1995 году Борщев стал одним из основателей театра «Свет». Погиб под колёсами КАМАЗа в Горном Алтае в 1997 году.

Стихи Евгения Борщева:

ПРИЗНАНИЕ В СТРАННОМ ПОВЕДЕНИИ

Я заявляю совершенно серьёзно...
И вода ни при чём
И спирт не очистит
Все компасы врут
Все выстрелы больно, но промах
Я заявляю совершенно серьёзно...
Нет слов доведённых до блеска
Нет эмоций выраженных гладко
Чем длиннее ночь, тем меньше вопросов
Чем холоднее губы, тем больше сомнений
Я заявляю совершенно серьёзно...
ВОТ МОИ РУКИ
ВОТ МОЁ СЕРДЦЕ

* * *

Меня больше нет: Ты видишь, Как я разложился На мёд и утренний свет, На хлеб и вино...
Весело смеёшься – Ещё не зная, Что меня больше нет. Ищешь, считая, Что спрятался где-то рядом.
Рассердиться хочешь. Или нет, думаешь: «Лучше ничего не трогать. Опять умер».

* * *

Я буду ждать
Волны Жизни
Достигнут меня
Так капли дождя
Из белого
В чёрное льют.

* * *

Всё будет так
как оно обещано:
огонь перехлестнёт дождь,
небо прильнёт к земле
мокрой рубашкой к телу
и все увидят города.
Золото и серебро.

Не забудь меня,
там меня будет легко найти.
Вести обо мне
расходятся словно круги по воде.
Даже в небесном городе
Мастер Бо найдёт что разрушить.

Только бы Огонь захлестнул
нас без остатка.